Серебряное блюдо

Разгул огня.Земли коричневая медь.В утробе пламенной и сера руда.Не тронь рукой пылающую смерть —Она и недоступна и горда.У ног твоих она распластана, как дальДопамятных времен, костьми и сердцем разом.Ты дорог ей, как мысль последняя, когдаВ погроме солнечном себя лишился разум.Охотник-день —Дикарь песчано-голубой —Хоронит в ней тела зарезанных закатов.

Звездой далекою завещаны ей бойИ эхо ужасов, пережитых когда-то.Гром — крик ее родов — грохочет.Самка-матьЗверенышей своих спасает, хвост развеяв…ОгнемЦелованы уста, дерзнувшие назватьВот эту землю родиной своею!..

*

Лишь небо и шатер. Вдвоем они весь век.Дорога к ним горит, зажатая песками.Во тьме к порогу их приходит человек,

Его глаза —Два зеркала для камня.Не на покой несет он сердце.Пусть устал.Но отдыха не настал еще для ран и ссадин.Идущий из песков, он обнимает сталь, —Буравя и кроша, она устала за день.Ни тени облачной. Не поля хлебный круг —Ночная дымка гор простор заворожила.Он заступ опустил, и пальцы смелых рукУлыбкой светятся — а плачут только жилы.И небо, бровь кривя, глядит из тьмы ночей;

В шатре, сминая боль, растет покой звериный.Свеча —Могучей всех божественных свечей! —Над хлебом и письмом слезится стеарином.

*

— Мертва ты, а я все еще живу, мой брат.Теперь над нами ночь, немая до безумья,Еще силен я, брат, и сталь еще остра,И об нее земля свои ломает зубья.Усталая моя!С восхода по закатЕе горючий гнев я потрошу покорно.

Во сне моем она в моих руках — как ад.И если б дни ее погасли, от когтейМоей ослепшей страсти некуда ей деться.Она к моей судьбе прикована, как тень.Она моя дотла.Я взял ее за сердце.Не видеть мне богатств ее чудесный сплав.Не знаю, в чем и где моя награда…Счастливым я умру, однажды услыхав«Вода!»Среди сухого каменного ада.

Вино

Пер. А. Пэнн