Получив возможность заявить о себе, С.С. Ольденбург обвинил в невыносимой фальши рассказы левой эмигрантской печати о происходящем при большевиках. Вступая в спор между П.Н. Милюковым и П.Б. Струве, Ольденбург заметил, что обсуждаемую РККА «мне приходилось видеть почти целый год»,
и он имеет все основание выступить против популярного советского и либерального мифа, будто народ был против Белого Движения, и насильственно мобилизованные чекистами крестьяне воевали «не только за страх, но и за совесть». Такое мнение настолько далеко от правды, «что трудно понять, как могла она быть написана в газете, не являющемся органом советской пропаганды». Наиболее стойкой частью РККА Ольденбург назвал интернационалистов: латышей, китайцев, финнов и пр. Имелось, естественно и подавляющее меньшинство идейных коммунистов разного происхождения. «За пределами этих “ударных” сил большевизма уже сразу начинается та подневольная масса, которую – по старому солдатскому выражению – “пригнали” на фронт; сдаётся тысячами при поражениях: даже за Крымский период в плен красноармейцев сдалось больше, чем, пожалуй, насчитывала воинов вся Добровольческая армия!». Таким образом С.С. Ольденбург опровергал враждебную Белому Движению идеологию к.-д. «Последних Новостей» и эсеровской «Воли России», тоже постоянно писавшей о враждебности народа к контрреволюционному движению. В Ростове-на-Дону, Москве и Петрограде, где был С.С. Ольденбург, везде надеялись на успехи Врангеля, «затаив дыхание следили за его продвижением»
. Никого не интересовала политическая программа Врангеля и состав его правительства, беспокоились только о том, «сколько у него войска», хватит ли для серьёзного продвижения. «Чтобы разрубить стальную сеть, опутавшую Россию, нужен меч – и острый меч. Она не рассыплется от заклинаний политических знахарей» (27 апреля) [С.С. Ольденбург «Здесь и там» // «Руль» (Берлин), 1921, 4 мая, с.2].Практически так же рассуждали и другие русские монархисты, писавшие, что ситуация в Крыму исключала «самую мысль о политической окраске»
правительства Врангеля. Если у Деникина можно увидеть «неудачный политический курс, то у бар. Врангеля было слишком мало выбора, чтобы привлекать к государственной работе одних несомненных демократов и отталкивать монархистов или наоборот». Поражение Белого Движения такие монархисты правильно определяли как следствие численно-военного (т.е. насильственно-мобилизованного), а не идейно-политического преобладания большевиков. Принятие демократических программ хода сражений на фронтах нисколько не изменило бы. Зато парламентская керенщина «“кругов” и “рад”», боровшаяся с монархистами, только разлагала тыл Краснова, Деникина, Колчака. При Врангеле её не было заметно «до середины лета» [Г.В. Немирович-Данченко «В Крыму при Врангеле. Факты и итоги» Берлин, 1922, с.5-6, 8].С.М. Ростовцева 15 мая 1921 г. писала эмигранту Н.П. Кондакову, с неточностью о семье: «сын Ольденбурга бежал с семьёй в Финляндию, оставил отца и тем, кажется, причинил ему большое горе»
[«Скифский роман» М.: РОССПЭН, 1997, с.448].Сын историка Н.П. Кондакова Сергей тоже в 1921 г. пешком бежал через границу от большевиков и в эмиграции всю свою жизнь оставался убеждённым монархистом.
С.С. Ольденбург сходу уловил, что левые эмигрантские партии, враждебные монархистам, являются пособниками большевиков, что в дальнейшем будет постоянно подтверждаться на новых примерах. Выступление против «Последних Новостей» и всего идейного направления П.Н. Милюкова вызвало ответное недовольство и приходилось давать отпор попыткам опровержений.