Серые братья

– Да, - слабо кивнул Глем. - Мои слова. Но это обратная сторона монеты, именуемой «справедливость». Я убеждён, что любое убийство оправданно, если оно предотвращает истязания и убийства невинных.

В это время послышался топот, и к кабинету приблизились человек с бутылочкой масла и звенящий своим инструментом кузнец.

– Масло - не нужно, - сказал тихо Глем. - Уже не поможет. Веди кузнеца. Пусть сверлит шкаф…

Вениамин распорядился, и кузнец, достав клешню и сверло, взялся за массивную железную дверцу. Через полчаса он вырезал в металле окно, через которое перепили язычок запора. Приоткрыл дверцу, - ровно настолько, чтобы показать, что замок срезан, собрал инструменты и, кланяясь, удалился.

– Забирай золото и беги, - не сказал, а слабо прохрипел Глем. - Отыщи среди людей схожих с тобой - с честным сердцем. Снаряди корабль. Доберись до Эрмшира, произнеси там моё имя. Что делать дальше - тебе скажут твои ум и совесть. Прощай.

И Глем умер.

ПАЛОМНИКИ

То, что он умер, стало понятно тотчас: воздух в его груди клокотнул, грудь замерла, и вдруг всё его огромное, долговязое тело обрушилось на пол.

Воздух был напоен предвестием роковых событий. Вениамин чувствовал, что действовать нужно отчаянно быстро. Он подозвал к себе нескольких «родственников» и сказал:

– Старик умер. Отнесите его во внутренний дворик трибунала, соорудите большой костёр - возьмите любую мебель трибунала - столы, лавки - и сожгите его тело как можно скорее.

Он не понимал, зачем жечь, а не просто похоронить - но чувствовал необъяснимую, истовую уверенность, что так нужно.

Когда тело старика унесли, Вениамин открыл дверцу шкафа.

– Ох-ох! - простонал он, увидав содержимое железного ящика. - Сколько же нужно было уничтожить людей!

Он наклонился, вытащил плетёный короб с ремнями, вывалил из него съестные припасы и принялся перекладывать в опустевший короб монеты. «Снаряди корабль…»

Насыпав короб до половины, он приподнял его и, оценив тяжесть, опустил крышку. Снова позвал к себе полумёртвого, с серым лицом Гуфия. Распорядился:

– Немедленно принеси сюда два небольших сундука. Принеси печать из кабинета Вадара. И давай всех заключённых и их протоколы.

Гуфий уковылял. Вениамин всмотрелся в подобие карты, оставленной ему стариком, несколько раз, закрывая глаза, повторил короткие несложные цифры. Ничего эти цифры ему не говорили, но он знал, что опытный капитан без труда найдёт в океане обозначенное ими место. Убедившись, что цифры цепко схвачены его памятью, Вениамин сжёг лист, запалив его край от свечи.

Принесли протоколы и инквизиторскую печать. Вениамин начал подзывать к себе узников и торопливо спрашивать имя и светское состояние. Всё это он записывал на чистом листе, ставил печать, и вручал узнику, - но это были не оправдательные грамоты, о нет. Это были подорожные, выданные уличённым и сознавшимся в ереси еретикам, которые в виде наказания отправлялись в паломничество. Вчерашний наивный богослов, сегодня Вениамин знал, какой неисчислимый людской муравейник плетётся по дорогам католических стран, выполняя бесчеловечные распоряжения инквизиторских трибуналов. Он знал, как легко в этом муравейнике затеряться. Эти паломники, без исключения, были обобраны до нитки, и нигде ни магистратская, ни церковная стража не обращала на них внимания. Что взять с нищего? Но тем, кого Вениамин отпускал в эту ночь, он всыпал в карманы по полновесной горсти золота.

– Беги из города, - говорил аббат каждому узнику. - Если уцелела семья - забирай семью. Если нет - беги один. Пробирайся в страну, где нет инквизиции, например в Англию, или нанимайся на корабль и плыви к южным морям. Может, где-нибудь там для людей уготовлено счастье!

Он подписал уже десяток таких подорожных, когда вдруг встретил у одного из узников взгляд яркий и твёрдый. Это был человек лет тридцати, крепко скроенный. Только вот голод и отсутствие солнца оставили на нём свой нестираемый след.

– Сколько времени ты провёл в тюрьме трибунала? - спросил его Вениамин.

– Девять лет, - ответил хриплым голосом человек.

– Как зовут тебя?

– Дживи.

– За какую вину арестован?

– Без всякой вины, - твёрдо ответил узник.

– Значит, трибунал совершил преступление?

– Значит, так. Совершил.

– И девять страшных лет тебя не сломили?

– Что может сломить истинно верующего человека? - чуть наклонившись вперёд, проникновенно спросил Дживи.

– Семья уцелела?

– Если бы. Кто подаст кусок хлеба семье еретика, когда за этим следует обвинение в «потворствовании ереси»! Умерли все мои. С голоду.

– Пользуясь временной властью, - быстро заговорил Вениамин, - я отпускаю всех на свободу. Отпущу и тебя. Но спрошу перед этим: не присоединишься ли ты ко мне?

– Что делать?

– Залечивать людям раны, нанесённые инквизицией.

– А инквизиторов будем вешать?

– Только тех, кого не сумеем увезти в одну недоступную Риму тюрьму.

– Тогда - я с тобой. До смерти.

– Вот деньги. Их нужно вынести из города и на время укрыть. Нам нужно договориться, где это укромное место и как я смогу его завтра найти. И ещё - не знаешь ли ты кого- нибудь из надёжных людей, здесь, в камерах? Всё-таки девять лет…