– Напиши, - твёрдо ответил Иероним, - всё сжато и точно! Если твои слова заставили задуматься меня, - то пусть они так подействуют и на прочих.
– Да, - ответил аббат, собирая и аккуратно складывая протоколы. - Я сейчас же сяду писать. Я пошлю сообщение Папе. Извини, если задел тебя своей несдержанностью.
– Пустяки, дорогой Солейль. Я и сам теперь вижу - есть отчего возмутиться.
– А нельзя, - аббат, уже стоя в дверях, просительно обернулся, - пока не придёт ответ Папы, нельзя ли на это время перестать мучить тех, кто на сегодняшний день арестован?
– Друг. Ты сам понимаешь, что такое распоряжение может отдать только Сальвадоре Вадар. Он скоро приедет, и мы оба - обещаю тебе - оба явимся к нему с этим вопросом. А пока - извини…
Аббат, сокрушённо покачав головой, вышел.
Иероним вскочил с кресла и заметался по кабинету, бормоча сам себе:
– О, как прав был тот, кто явился рогатой тенью! Этот Солейль чрезмерно опасен. «Упразднить и предать суду»! Да, его нужно убить. Где эти проклятые посланцы Вадара с их ядом? Сколько мне ещё ждать? Ведь аббат, очевидно, медлить не будет! Что если он вдруг выступит с проповедью, и эта проповедь дойдёт до горожан, до еретиков и их родственников!! Толпа - безумна! Ведь всех работников трибунала сожгут самих, - и не сожгут даже, а разорвут на клочки по дороге к костру. Истинно - очень, очень опасен.
Он замолчал, подошёл к столу, сел и достал белёную, для важных посланий, бумагу.
– Хорошо, что он решился писать в Ватикан. Глупец. Уж там-то знают, как затыкать опасные рты. Но, если спросят: «как ты, Иероним Люпус, допустил?»
Иероним выбрал хорошо обрезанное перо, обмакнул в чернильницу и стал крупно, красиво писать, стараясь выдержать стиль папских энциклик:
«Событие ужасное, говорить о котором отказывается язык, и писать о котором не поднимается рука, осознание которого ввергает в обморок, всего лишь мысленное воспроизведение которого вызывает рвоту, конвульсии и лопанье глаз, событие подлейшее и исполненное чудовищной наглости, деяние бесовское - и хуже ещё, за пределами бесовского, проклятое, отвратительное, сверхпреступное обнаружилось у нас, в массарском инквизиторском трибунале: один из наших работников, осквернив пресвятое имя католической Церкви, опачкав, растоптав и изгадив его, заявил нам о том, что святая римская инквизиция должна быть упразднена, распущена, уничтожена, а святые отцы, руководящие ею, обязаны быть преданными суду…»
ГНЕВ ОДИНОЧКИ
Спустя несколько дней аббат снова появился у дверей кабинета Вадара. Но двери оказались замкнутыми. Сидящий в небольшой приёмной брат Гуфий встал из-за конторки и поклонился.
– Где же Иероним? - спросил его аббат, безуспешно подёргав запертую створку двери.
– До завтрашнего вечера - он в провинции, - почтительно ответил Гуфий. - Составляет реестр еретиков- иудеев.
– Кто этот обвиняемый и где он находится? - спросил аббат, подав Гуфию лист бумаги.
Тот взял и вслух бегло прочёл:
– «Инквизиция везде и всегда преследует только свои интересы. В мире сложилось так, что на очень маленькое число богачей приходится огромное число бедных. Но, если обратиться к тем, на ком остановила свой смертельный взгляд инквизиция, мы увидим совершенно обратное: среди обвиняемых очень мало бедняков и, напротив, огромное число людей состоятельных. Деньги - вот истинная цель трибуналов, а вовсе не борьба за Веру и Справедливость.
Посмотрите, как много обвинено в колдовстве и сожжено красивых женщин - только потому, что их красотой преступно и тайно наслаждаются инквизиторы. Прошло несколько веков, и вот - во всей Европе не встретишь красивого женского лица! Заметьте: в Испании и Португалии почти нет процессов над ведьмами. Что же, там ведьмы отсутствуют? Почему? Вода там иная? Или там воздух иной? Нет. Просто там иной интерес у святой инквизиции. Там она занята преследованием богатых иудеев и мавров, пусть даже и перешедших в христианскую веру»…
Гуфий перестал читать, суетливо свернул трубкой лист и, не зная, что с ним делать, стал бегать взглядом по стенам приёмной.
– Откуда… Где ты это взял, брат Вениамин? - наконец спросил он.
– В протоколах. Кто этот обвиняемый и где он находится?
– Он… Он был до недавних пор в тайном узилище, но сейчас брат Иероним его перевёл в камеру-клетку. Это секретный узник, и все протоколы его допросов находятся у главы трибунала, а не в архиве, и про него запрещено говорить и произносить его имя.
– Мне нужно видеть его.
– Невозможно. И Сальвадоре Вадар запретил, и Иероним, уезжая, выставил возле входа в новую тюрьму круглосуточную охрану.
– Мне нужны все остальные протоколы его допросов.
– Но они… там. В кабинете. Который заперт. Вернётся Иероним - только тогда. Ключи - лишь у него и у Вадара…
– Вот как, - ответил, задумавшись, хмурый аббат. - А чьи приказания выполняют жители города?
– Того, кто несёт инквизиторский жезл.
– А где сейчас этот жезл?
– Так ведь там же, в кабинете Вадара. Он заперт…
– Это я уже слышал. Вот что, брат Гуфий. Ты помнишь, что я - официальный заместитель главы трибунала?
– О да, конечно, - склонился в низком поклоне Гуфий.