Серый Дол

Его любовь неслась впереди, держа Ломара за руку. И пусть прикосновение её не было осязаемо, оно было ощутимо, заставляло всё его естество трепетать в некой эйфорическом порыве. Она громко хохотала, летя сквозь пространство иной, не материальной вселенной, и этот раскатистый счастливый смех, ярко горящей стрелой радости передавался ему, как раньше передавался звук, тепло и холод, свет и прикосновение. Теперь он не мог видеть, не мог обонять, слышать и чувствовать, однако мир перед ним всё же имел свой образ, хоть и размытый, серый. Он начинал постигать его по новому, голыми эмоциями. Словно всю жизнь прожил в коконе из чувств, которые мешали ему понять саму суть вещей. Теперь же кокон этот сгнил и рассыпался, и вот он оказался в том мире, что куда древнее покинутого, куда больше и разнообразнее, ведь на место шести ограниченных органов чувств пришло бессчётное количество ментальных ощущений, какие он прежде никогда не испытывал.

Но вот, через бессчётное количество времени, или может через одно единственное мгновение, их полёт стал замедляться, ветер стихать, а мир обретать чёткость. И вот воин и жрица остановились, одновременно резко и плавно, словно вообще никуда не летели. И хоть Ломар не чувствовал поверхности под своими ногами, всё же легко понимал где верх и низ, без труда ориентировался в пространстве.

- Мы на месте, - сказал Арсия.

Ломар огляделся по сторонам. Окружение осталось всё таким же чёрно-белым, словно бы кем-то нарисованным, неестественным, слегка подрагивающим, как отражение в поверхности воды. Будто стоило лишь подуть ветру, и по миру пойдёт рябь, а уж если кто-то кинет в него камень, так и вовсе окружение рассыпется брызгами. Но пока оно удерживало свою целостность, и Ломар обнаружил себя на крутом склоне горы. Внизу лежал хвойный лес.

- Твой друг там, - Арсия указала на чёрный зев пещеры, в скале за его спиной.

Ломар кивнул и, не теряя времени направился в ту сторону.

- Прежде чем мы туда войдём, прошу, ответь мне, - попросила Арсия, и Ломар обернулся на жрицу.

- Ты правда веришь, что сумеешь его спасти?

- Как ни во что другое, - ответил Ломар честно.

- Хорошо, - кивнула Арсия. - Ведь только твоя вера в друга сможет ему помочь.

- Тогда, Ханрис, считай, что уже спасён, - Ломар улыбнулся и Арсия ответила тем же, показывая, что готова следовать за ним.

Возлюбленные шагнули во мрак пещеры.

- Он знает, - сказала Арсия, когда они с Ломаром стали спускаться по наклонному коридору вглубь горы.

- Кто? Ханрис?

- Нет. Шаман. Он почувствовал нас. Нужно спешить.

***

Ханрису снился лес. Огромный, бесконечный. Стволы деревьев уходили в чёрные небеса. Меж этих могучих стволов блуждали тени разных, незнакомых ему зверей. Но они, как и сам лес, мало занимали Ханриса. Бросаясь от одной тени к другой, он искал здесь кого-то очень важного для себя, но кого именно - не помнил. Весна, Никам, Лилейн. Три имени, которые он выкрикивал в густой туман, окутывающих этот громадный лес, не понимая, что они значат, но едва не плача, впадая в панику от того, что не получал ответа. И он кричал снова, и снова, и снова. Срывая голос до хрипоты. Разрывая горло, он звал тех, кого не помнил, но в ком отчаянно нуждался.

А затем он проснулся, резко, словно его окатили ледяной водой.

- Никам! Лилейн! - выкрикнул он, вскакивая, и эхо этого крика угасло где-то в глубине пещеры.

Он кричал наяву, не во сне, но не это послужило причиной его пробуждения. Было что-то ещё. Некое постороннее вмешательство. Он точно знал это, буквально ощущая рядом чье-то присутствие. Ханрис стал оглядываться по сторонам, припав к земле, подобно зверю, готовый отразить внезапную атаку. Но никого не увидел. Обоняние и слух так же не улавливали никого, кто собирался бы атаковать его. Он находился здесь один, окружённый только разорванными трупиками летучих мышей, чья кровь уже высохла на его руках и губах, превратившись в корку.

Но стоило только ему успокоиться, как вдруг:

- Ханрис, - донёсся до него тихий шёпот, словно занесённый в пещеру лёгким дуновением ветра, столь призрачный и неуловимый, зыбкий, словно и не существовал вовсе. Однако раздался снова, почти сразу: - Ханрис. Друг мой.

Этот голос будил в Ханрисе некие воспоминания. Нет, не воспоминания даже, а скорее чувства, пережитые когда-то давно, в иной жизни. Тёплые чувства абсолютного доверия к обладателю этого голоса.

- Ханрис, иди ко мне.

Не теряя бдительности, присущей зверю столкнувшемуся с чем-то ему незнакомым, а следовательно потенциально опасным, Ханрис всё же пошёл на этот голос. Не мог не пойти, ведь в груди у него бушевал ураган чувств, пережитых когда-то, и теперь распирающих его изнутри, подступающих комом к горлу, готовых вырываться из него ни то криком, ни то плачем, ни то именем обладателя этого голоса. Но шёл он медленно, осторожно, готовый отпрыгнуть от внезапной атаки или самому атаковать противника, если тот окажется нерасторопным.