Серый Дол

- Что ты такое говоришь? - спросила она у сестры, вжимаясь в стену и жалея, что комната такая маленькая. Каких бы размеров она ни была, Илия готова была использовать всё пространство, чтобы оказаться как можно дальше от сестры, но здесь их разделял всего один шаг.

Илия даже глянула в сторону двери, со стыдом осознавая, что всерьёз рассматривает идею бегства от Заны.

- Я... хочу... есть... тебя... - повторила Зана, кривя губы и делая большую паузу между словами.

- Так нельзя, - дрожа всем телом пробормотала Илия. - Зачем же?

- Он... так сказал...

- Кто?

- Он...

- Кто тебе это сказал?! - взвизгнула Илия.

- Он...

Повисло молчание. в пространстве между сёстрами гасли лучи закатного солнца, наполняя комнату тенями. Девочки не спускали друг с друга глаз.

- Он... - вдруг вновь заговорила Зана. - Постоянно... говорит... со мной...

- Что он говорит?

- Я... должна... есть... Теперь я... одна... из них...

- Это не так! - закричала Илия. - Ты одна из нас. Ты моя сестра. Ты дочь Зана и Шанты. У тебя есть семья. Помнишь нас?! Тару? Ризу?

- Не... важно... Всё это... не важно... Ночь... зовёт меня... Я... должна уйти... Должна... есть... Хочу... есть... тебя... Всех... вас...

По щекам Илия вновь побежали слёзы.

"Ей не помочь" - поняла вдруг девочка, глядя в эти голодные, полные безумной злобы глаза, слыша сдавленный, хриплый голос сестры, словно кто-то другой говорил её устами, но совсем чужим голосом. - "Её уже не помочь. Слишком поздно. Всё кончено".

Илия сползла по стене на пол, прижала колени к груди, обхватила их руками. Тело стали содрать рыдания. Она больше не могла выносить всё это. В ней просто не осталось сил. Были ли они когда-то, или она лишь возомнила себя сильной, вообразила, что сумеет вынести всё это, а на самом деле должна была остаться дома, с родителями и сёстрами? Она не такая как Весна. Даже не такая как Зана, какой сестра была до постигшего её недуга. Зана бы смогла выдержать такой путь и весь это кошмар, она воин, как отец. А Илия чувствовала себя в тот миг лишь глупой девочкой. И что с того, что старшая? Сейчас это уже не важно. Сестру ей не спасти. Никого не спасти, даже саму себя...

Такой её и нашла Весна, войдя в комнату. Сидящей у стены и рыдающей. Одновременно жалеющей и ненавидящей саму себя. Волхаринка опустилась рядом, мягко погладила по голове, затем обняла. Позволила ещё какое-то время поплакать, затем чуть отстранилась и сказала:

- Ну всё. Всё, моя милая. Ты должна успокоиться. Нам нужно отправляться в путь, пока солнце окончательно не село.

- Прости меня, - проговорила Илия утирая слёзы, и не зная, у кого просит прощения, у Весны или у Заны.

- Ничего. Я всё понимаю, - женщина добро улыбнулась. - Ты устала. Слишком много тревог для одной девочки. Слишком долгий и тяжёлый путь. В твоих слезах нет ничего предосудительного и тебе не за что извиняться, Илия. Но сейчас тебе нужно собраться, взять себя в руки. Сумеешь?

Илия глянула на Весну, всхлипнула, но уверенно кивнула.

- Я в тебе не сомневалась, - сказала та.

Обе поднялись с пола.

- Как щека? Болит?

- Немного, - соврала Илия. Рана под повязкой полыхала.

- Давай перевяжем тебя.

- У нас нет времени, - запротестовала она, но Весна положила руку Илии на плечо и мягко но настойчиво усадила её на табурет.

- На это есть. Я всё сделаю быстро. Затем в путь.

***

Они неслись сквозь пространство на крыльях могучего ветра. Мчались разрывая мрак. Арсия держала за руку Ломара, а он прижимал к груди обсидиановый клинок, стиснув в кулаке его рукоятку. Не было больше боли, и осознание, что она больше никогда её не почувствует, было сродни наркотическому дурману. Не вернутся больше и краски, весь мир вокруг стал пепельно серым - но это он переживёт. Вкус не вернётся тоже, и он немного пожалел, что не съел напоследок яблока, не отведал крепкой браги или вина. Он будет скучать по этим вкусам, хотя, уже сейчас ему казалось, что он начал их забывать. Пропал холод и тепло исчезло тоже, теперь и их старому войну никогда больше не испытать. А тело наполнила такая лёгкость, словно сама земля более не желала тянуть его к себе, цепь порвалась и он, как сорваный с ветви листочек, понёсся прочь, увлекаемый ветром смерти - самой могущественной стихией всех существующих миров. И там, куда он направляется, ни вкус, ни цвет, ни температура, и уже тем более боль, ему были не нужны. Они лишь якори, что держали его дух прикованным к земле. Теперь он освободился, став мыслью, вспышкой света во тьме, свободной и мимолётной. И плевать было Ломару на все те чувства, которых он лишился, ведь у него осталось самое важно - любовь.