Серый Дол

- Застрял? - переспросил Сайн, с трудом соображающий от страха. - И что же делать?

Старуха развела руками:

- Ничего тут я не могу сделать. Кровь идёт сильно. Больно ей очень. А ребёночек не выходит.

- Но ты же уже видела такое прежде, говоришь? Так делай, что делала тогда. Повитуха ты, или кто?

Старуха замялась.

- Честно скажу, родной, прежде такого никто не переживал. Ни мама, ни ребёночек. И ничего тут я поделать не могу, ты уж прости меня. Теперь они оба в руках Властителя.

"В руках Властителя?!" - Сайн отказывался принимать такое. И сколь бы сильно он не веровал, сколь бы страстно не отстаивал постулаты церкви и догматы её, сейчас не готов был передать в руки Властителя судьбу своих жены и не рождённого ещё ребёнка. - "Нет уж! Должен быть какой-то выход! Должен!"

- Ребёнок не выходит, говоришь?

- Ну да. Повернулся бочком, и ничего с тем не поделать.

- А если... - от пришедшей в голову мысли, по спине Сайн прошёл холодок, и всё же он взял себя в руки и договорил: - Если, живот ей вскрыть, и так достать ребёнка?

Старуха воззрилась на Сайна с ужасом.

- Я такое не сумею.

- Я сумею. Я же мясник, военный врач, забыла старая?

- Да вот только это не военная рана, от меча или топора, сынок. А жена твоя не чета молодому бойцу.

- Ты мне скажи, может такое сработать или нет?

Старуха задумалась. Сайн облизнул пересохшим языком свои обветренные губы Кажется у него во рту совсем не осталось слюны.

- Ну! - поторопил он повитуху.

- Может, - закивала женщина. - Если в правильном месте надрез сделать, то может спасти малыша и получится, коль живой ещё он конечно.

- Только малыша? А мать что же?

- Слаба она очень, говорю, родной. Измучил её ребёночек совсем, а может и повредил что внутри. Так что может и не пережить подобного.

- Но, если ничего не делать, то они оба умрут, так?

- Всё так, родной. Дела их плохи. И хуже ты им уже не сделаешь.

- Тогда пусть лекарь ваш, мне нож отыщет поострее.

Долгих раздумий ему не потребовалось. Ведь Сайн должен был использовать любой, даже самый малый шанс спасти любимую супругу и мать своих детей, дорогую сердцу Шанту, без которой просто не видел своей жизни.

Детей, в сопровождении Шрийи, Сайн отправил в дом пасечника, с семьёй которого находился в дружеских отношениях, а едва стоящего на ногах врачевателя выставил за дверь, и остались в доме только хозяйка, согласившаяся помогать, чем сумеет, бывший военный врач, его беременная жена, и их не родившийся ещё ребёнок.

Пока Сайн обжигал принесённые ему инструменты, кстати не такие плохие, как могли оказаться, - на войне он обходился и меньшим, - старуха опоила Шанту отварами, от которых боль той отступила, но разум женщины стал стремительно затягивать в себя омут сна.

Опустившись на колени, в изголовье кровати Шанты, Сайн поцеловал её влажный от пота лоб.

- Никогда не видела тебя таким бледным, - проговорила женщина, прикасаясь холодной рукой к его небритой щеке.

- Это тебе так только кажется. Света тут мало, вот и выгляжу как мертвец, - Сайн едва сумел выдавить из себя улыбку. - Но на самом деле я румян и полон сил.

- Так держать, мой солдат, - голос Шанты был слабым, и Сайн видел какое неимоверное усилия она прикладывает, чтобы держать веки открытыми, те то и дело норовили опуститься.

- Отдохни, любимая. Поспи. А когда проснёшься, всё уже будет позади.

- Не хочу засыпать. Не хочу... уходить.

- Это совсем ненадолго. Я обещаю.

- Не нужно... Я понимаю.

- Ничего ты не понимаешь. Здесь врач я, а не ты.

- Так и есть. Просто знай, Сайн, что я всё понимаю, и если встанет выбор между мной и ребёночком... ты не раздумывай ни мгновения.

- И слушать не хочу, - замотал головой Сайн.

- Это сын, Сайн. Твой сын. Ты так давно ждал сына... И... просто поверь мне, я знаю, это мальчик. Спаси его, прошу тебя.

- Я спасу вас обоих, - уверенно сказал Сайн, положив руку поверх ладони жены.

- Конечно спасешь, - веки Шанты опустились и разомкнуть их вновь она уже не сумела, но в уголках бледных губ появилась тень улыбки. - Спасешь, Сайн. Я... тебе верю... И не боюсь. Вот и ты... ничего... не бойся.

- Пора, родной - проговорила старуха, кладя руку ему на плечо. - Коль уж решил резать, то делать нужно сейчас. Время наш злейший враг.

Он кивнул и поднялся. Взял в руки острый нож, наточенное лезвие которого блеснуло в свете свечей, и сел на табурет, жалобно скрипнувший под его весом. Старуха поставила рядом миску с тёплой водой и положила чистое полотенце. Сайн взглянул на лицо уснувшей супруги: мокрые волосы прилипли к её лбу и щеке, а часы страшной боли отразились темными синяками вокруг её сомкнутых глаз. Но сейчас она выглядела спокойной и умиротворённой.

"Я тебе верю" - в голове Сайна эхом звучали эти последние слова супруги. - "И потому не боюсь. Вот и ты ничего не бойся".

Он вздохнул и посмотрел на свои руки. Они не дрожали. Никогда не дрожали прежде, не подвели и сейчас, сохранив былую твёрдость. Его звали мясником, звали костоправом, звали спасителем, звали и убийцей. Но важным теперь было только одно: кем он сам себя наречёт, когда всё это кончится.