Серый Дол

Можно ли было верить твари, что вещала из тьмы, суля спасение? Или стоило внимать тому голосу, что предостерегал от этого шага, тем самым предлагая смириться с неминуемой и скорой гибелью? Жизнь по чужим правилам или смерть по своим? Вот только смерть окончательна, а жизнь даёт шансы что-то изменить, бороться и побеждать обстоятельства.

"Если я выживу, значит смогу вернуться домой" - решил охотник. - "Увижу Весну. Увижу Никама и Лилейн. Что может быть важнее этого?"

Ничто на свете для Ханриса не могло быть важнее этого. Тварь права: он должен жить. Любой ценой. Не ради себя - ради них. Ради тех кого любит.

- Пути назад не будет! - голос во тьме казалось стал ещё дальше, звучал уже на грани слышимости. - Не убивай! Лучше погибни!

А вот рык твари оставался рядом:

- Грызи и пей, Ханрис! Бери жизнь, Ханрис! Ты будешь жить, Ханрис! Мертвец Ханрис!

"Я не мертвец!" - буквально закричал он не издав ни звука. - "Я не мертвец. Я живой. И я буду жить!"

Губы разомкнулись, раскрылась челюсть. В рот тут же хлынул поток кровь. Зубы вонзились в плоть, и этот слабый огонёк, пылающий во мраке, вдруг угас. Ханрис больше не слышал ничьего зова или предостережения, лишь голод и желание выжить любой ценой, захватили его разум. Всё заполонил вопль заживо пожираемого существа, чью жизнь Ханрис забирал себе с неистовством и жадность.

- Ты один из нас, Ханрис! - шептала тварь, пока он сгрызал сырое мясо с костей и пил кровь.

***

Поселение Брук нельзя было назвать деревней, и всё же здесь не имелось ни бургомистра, ни шерифа, для того, чтобы правомерно именовать его городом. Местные старосты формально подчинялись управе из города находящегося в десяти лигах южнее, а фактически жили точно так, как и до того, как эти земли перешли под управление короля Марека: охотники выслеживали дичь в подгорных лесах, рыбаки ловили рыбу в бурных водах Бледной, землепашцы, составлявшие большую часть населения Брука, с утра до заката пропадали в полях, а в бревенчатых срубах, стоящих вдоль двух, пересекающих друг-друга крестом улиц хлопотали женщины и резвились дети. Своего шерифа эти люди видели всего раз в год, когда тот приезжал по осени, чтобы напомнить о призыве на военную службу в гвардию Марека, и об изменении размера годовой подати, всегда только в большую сторону. Местные роптали, бурчали, что не подряжались кормить всё королевское войско, и всё же собирали гружёные телеги и отправляли на юг, вместе с парой мальчишек, что решали попытать удачи на воинской службе, а сами довольствовались тем, что оставалось от урожая и планировали, сколько нужно будет сеять в следующем году с учётом новых сборов. Так и жили.

И всё же кое-что в Бруке поменялось с тех пор, как Марек Готхол объявил эти земли частью своего растущего королевства. И это новшество выделялось, бросалось в глаза любому проезжающему через поселению купцу что с севера, что с юга. На окраине города красовалось совсем новое и отличное от всех прочих строение, с маленькой башенкой, вонзающейся в небеса своей острой крышей, на самой вершине которой виднелась кованая спираль, в солнечные дни отражающая лучи светила, и от того будто излучающая собственный свет. То был символ веры во Властителя Циклов изображающий цикличность всего сущего. Окна, ставни и коньки крыши церквушки были выкрашены в белый цвет, а двустворчатые входные двери являли собой образец мастерства местных мастеров-плотников, которые покрыли их живописными узорами. И глядя на всё это неброское великолепие любому приезжему становилось понятно, с какой любовью и уважением местные относятся к своей вере, поселившейся за этими стенами.

Ронар подошёл к церкви с запада, со стороны небольшого кладбища, на котором в последние годы хоронили жителей Брука, почивших в вере. Сумерки сменились непроницаемой ночной темнотой, поднялся густой туман, но вместе с тем на небо поднялся в ореоле звёзд почти полный диск Рунона, и в его мягком серебряном свете легко было увидеть тень человека, крадущегося по улице, если кому из жителей вдруг взбредёт в голову глянуть в окно. И сколь бы ни мала была сия вероятность, юноша хотел быть уверенным в том, что останется незамеченным, потому продвигаться меж невысоких, деревянных и каменных надгробий, установленных над бугорками могил, ему показалось безопаснее.