Сесиль. Амори. Фернанда

Он вернулся к пониманию своего положения только в минуту отъезда, когда Антуанетта ласково протянула ему руку на прощание. Он подумал, что, может быть, видит ее в последний раз, растрогался и, целуя атласную кожу ее руки, не смог удержаться, приподнятым тоном произнеся несколько бессвязных фраз:

— Мадемуазель, вы так добры… столько радости… Ах, если судьба будет против меня, если я паду завтра с вашим именем на устах, не согласитесь ли вы… с вашей стороны, мысль… улыбку… сожаление?..

— Что вы хотите этим сказать, господин Филипп? — спросила удивленная и испуганная Антуанетта.

Но Филипп ограничился последним взглядом и поклоном и вышел с трагическим видом, не желая ничего добавить и упрекая себя за то, что уже сказал слишком много.

Антуанетта, движимая одним из тех предчувствий, какие возникают у женщин, подошла к Амори, уже взявшему шляпу и собиравшемуся уходить.

— Завтра первое июня, — сказала она. — Вы не забыли, Амори, что завтра у нас свидание с господином д’Авриньи?

— Разумеется, нет, — ответил Амори.

— Мы там встретимся в десять часов, как обычно?

— Да, в десять, — рассеянно произнес Амори. — Если, однако, я не приеду к полудню, скажите господину д’Авриньи, чтобы он меня больше не ждал, поскольку я задержался в Париже по неотложным делам.

Эти простые слова были произнесены так холодно, что Антуанетта, бледная и дрожащая, не посмела расспрашивать Амори, но, повернувшись к г-ну де Менжи, попросила его остаться на несколько минут.

Она поведала ему об отрывочных фразах Филиппа, о недомолвках Амори и своих инстинктивных страхах.

Граф связал услышанное с утренней беседой с Амори и тоже почувствовал некоторые опасения. Но он ничем не показал их, чтобы не испугать Антуанетту еще больше, постарался улыбнуться и пообещал, что с утра займется этим важным делом и поговорит с безумцами.

На следующий день он рано выехал из дома и направился сначала к Амори. Но тот выехал верхом, незаметно и тихо, в сопровождении своего английского грума, не сообщив, куда едет.

Господин де Менжи приказал как можно быстрее везти его к Филиппу.

Консьерж, стоя на пороге, как раз рассказывал своему другу и охотно это повторил г-ну де Менжи, что час назад г-н Овре вышел в сопровождении своего поверенного, но на этот раз важный господин нес не пачку гербовых бумаг, а пару шпаг и ящик с пистолетами.

Они окликнули фиакр, и Овре бросился в почтенный экипаж, приказав кучеру:

"В Булонский лес… аллея Ла-Мюэт".

Эти же слова в свою очередь прокричал г-н де Менжи, обращаясь к своему вознице, и тот, послушный приказу, пустил лошадей галопом.

К несчастью, было уже более половины седьмого, а дуэль назначили на семь.

LIII

Ровно в семь часов Филипп и его поверенный, которого он выбрал секундантом, уже приехали в своем неуклюжем фиакре на аллею Ла-Мюэт. Почти в это же время Амори слез с лошади, а его друг Альбер выпрыгнул из элегантного кабриолета.

Друг Филиппа имел некоторый опыт в подобных делах. Вот почему он привез свои шпаги и пистолеты, считая, что Филипп, как оскорбленная сторона, имеет право пользоваться собственным оружием.

Альбер не возражал, он получил указание от Амори уступать по всем пунктам, поэтому все было быстро урегулировано.

Договорились, что будут сражаться на шпагах и воспользуются шпагами Филиппа, которые представляли собой обычное армейское оружие.

После этого Альбер достал портсигар, галантно предложил сигару поверенному, после его отказа закурил сам, спрятал портсигар в карман и подошел к Амори.

— Все! Мы договорились, — сообщил он. — Вы деретесь на шпагах. Будь снисходительнее к этому бедняге.

Амори поклонился, положил на землю шляпу, редингот, жилет и подтяжки. Филипп, подражая ему, сделал то же самое. Филиппу предложили на выбор две шпаги. Он взял одну так, как обычно берут трость. Вторую подали Амори, и он принял ее просто, но с изящным поклоном.

Затем противники сблизились, скрестив кончики шпаг в шести дюймах от острия, и секунданты, отойдя, один — налево, другой — направо, произнесли:

— Начинайте, господа.

Филипп не заставил себя ждать и атаковал с отважной неловкостью, но Амори первым же движением выбил шпагу из его рук, и та, кружась в воздухе, отлетела на десять шагов от сражающихся.

— Неужели это все, что вы умеете, Филипп? — спросил Амори, тогда как его противник вертел головой, пытаясь понять, куда девалась его шпага.

— Конечно!.. Прошу прощения, но я вас предупреждал, — ответил Филипп.

— Тогда возьмем пистолеты, — сказал Амори, — шансы будут более равные.

— Берем пистолеты, — согласился Филипп, действительно готовый на все.

— Итак, — сказал Альбер, чтобы сказать хоть что-нибудь, — вы настаиваете на этой дуэли, Амори?

— Спросите у Филиппа.

Альбер повторил вопрос, обращаясь к противнику.

— Как, настаиваю ли я? — сказал Филипп. — Конечно, я настаиваю. Меня оскорбили, и если Амори не извинится…

— В таком случае, истребляйте друг друга, — сказал Альбер. — Я сделал все что мог, чтобы предотвратить пролитие крови, и мне не в чем будет себя упрекать.

Он сделал знак груму Амори подойти и подержать сигару, пока сам он будет заряжать пистолеты.