Сесиль. Амори. Фернанда

— Это верно, сударыня, он так сказал, и вспомните, лишь после его заверения я осмелился предложить вам…

— Однако она, должно быть, очаровательна, эта госпожа Дюкудре, если внушает такую сильную страсть?

— Вы скоро сами сможете об этом судить.

— А по уму?

— Она слывет самой остроумной женщиной в Париже.

— Это потому, что такого рода женщины говорят все что им в голову взбредет, ясно же. Ну, а манеры… удовлетворительны, я полагаю?

— Безукоризненны, и я знаю не одну женщину из числа самых благовоспитанных, которые могут ей позавидовать.

— В таком случае меня больше не удивляет, что Морис влюбился в нее. Меня удивляет лишь то, что, умея, судя по всему, оценить утонченность, она устояла против моего сына.

— Мы не говорили, что она устояла, сударыня; мы сказали другое: в один прекрасный день Морис обнаружил, что она закрыла для него дверь, и он не смог ее заставить снова отворить.

— Согласитесь, что это еще более удивительно. И чем же, по-вашему, объясняется этот каприз?

— Понятия не имею.

— Тут не корыстный интерес: ведь Морис богат, вот разве что появился какой-нибудь чужестранный принц…

— Не думаю, что при разрыве с Морисом Фернанда руководствовалась корыстными интересами.

— А знаете, то, что вы рассказываете, вызывает у меня огромное любопытство, мне хочется поскорее увидеть ее.

— Еще десять минут, и вы сможете это сделать.

— Кстати, я хотела посоветоваться с вами, как нам следует вести себя с ней? Мое мнение таково — и все, что вы рассказываете, еще раз убеждает меня в его правильности, — раз предполагается, будто мы ничего не знаем о ее поведении, и раз мы принимаем ее у себя как светскую женщину, нам следует обращаться с ней как с настоящей госпожой Дюкудре, не так ли?

— Я счастлив, госпожа баронесса, полностью разделить ваше мнение на этот счет.

— Вам ведь это понятно, господин де Рьёль? Чувство приличия и вполне естественные сомнения заставляют меня подумать об этом и заранее подготовиться к приему, какой я должна оказать ей, ибо здесь каждый последует моему примеру и будет придерживаться заданного мною тона.

— г- Потому-то я ничуть и не беспокоюсь, поверьте мне, сударыня.

— Я хочу, чтобы моя сдержанность и крайняя вежливость дали ей возможность самой выбрать нужный тон. Что же касается Клотильды, то я всеми силами пыталась дать ей понять, не говоря при этом ничего определенного, что эта дама довольно… легкомысленная и что следует вести себя осмотрительно, с холодной, церемонной благожелательностью. В конце концов, кто узнает об этой истории? Никто. Морис прикован к постели, его состояние всем известно, поэтому о нем справляются в особняке. Мы еще даже не видели нашу кузину госпожу де Нёйи, и я благодарна за это Небесам. Вы ведь с ней знакомы, господин де Рьёль?

Фабьен с улыбкой кивнул в ответ.

— Да, я знаю, что вы хотите сказать; эта женщина на редкость любопытна, болтлива и въедлива. Так что обстоятельства для лечения, какое мы собираемся испробовать, складываются необычайно благоприятно.

— Безусловно, сударыня, — сказал Фабьен с таким серьезным видом, что видно было: за ним явно скрывалось некое тайное намерение. — Но, признаюсь, меня крайне удивляет та легкость, с какой госпожа Морис де Бартель согласилась принять у себя женщину, которая похитила у нее сердце мужа и ради которой она была заброшена всю эту зиму.

— Не могу с вами не согласиться, ее преданность поразительна; однако не хотите же вы, чтобы она стала вдовой из чувства мести? Бедная Клотильда! Да это просто ангел смирения. Она согласна на все, чего хочу я; к тому же она обожает своего мужа, а людей обожают вместе с их недостатками, иногда даже за их недостатки. Они от рождения были предназначены друг для друга, любовь Клотильды к мужу началась еще с колыбели; с ее стороны это крепкая, настоящая, прочная любовь, любовь добропорядочная, совсем не похожая на эксцентричную любовь, которая убивает, вроде той, что испытывает Морис к этой женщине.

Фабьен не мог сдержать улыбку, поняв, что мать Мориса подтверждает то, что он всегда подозревал: брак его друга и мадемуазель де Монжиру был альянсом, выгодным и для него и для нее с точки зрения материальной, то есть иными словами — браком по расчету; одним из тех союзов, приносящих порой спокойствие, но никогда — счастье. Болезнь Мориса заставила его угадать это, а то, что г-жа де Бартель называла преданностью Клотильды, окончательно прояснило ситуацию. Таким образом, дело оборачивалось удачно для него, в соответствии с его желаниями, и обещало успешное осуществление его планов, ибо у Фабьена де Рьёля они были. Внутреннее удовлетворение вызвало невольную улыбку на его губах; г-жа де Бартель заметила эту улыбку.

— Чему вы смеетесь, господин де Рьёль? — спросила она.

— Удивлению Мориса, — с простодушным видом отвечал Фабьен. — Он обвинял меня в том, будто я опорочил его в глазах госпожи Дюкудре, а я, напротив, везу ее к нему!

— Бедный мальчик! — вздохнула баронесса.

И оба, подойдя к окну, облокотились на подоконник, чтобы посмотреть, не едет ли Фернанда.