Сесиль. Амори. Фернанда

— И когда же должна состояться встреча? — спросила г-жа де Бартель с некоторой тревогой. — Не забывайте: каждая минута промедления может стоить жизни Морису.

— Свидание назначено на сегодняшнее утро, и в скором времени эта особа наверняка появится…

Фабьен бросил взгляд на графа, проверяя, какое впечатление произвело на того сообщение об этом грядущем прибытии, но граф, успев скрыться под маску политического деятеля, остался невозмутим.

— Она не стала возражать? — спросила г-жа де Бартель.

— Речь ведь шла о простой поездке за город, — ответил молодой человек, — продажа дома послужила предлогом, которым и воспользовался Леон де Во, чтобы убедить эту особу поехать вместе с ним в Фонтене; по дороге он постарается осторожно подготовить ее, с тем чтобы она согласилась оказать услугу, какая вам требуется.

— А вы не боитесь, что она откажется ехать дальше?

— Надеюсь, что, когда она узнает, в каком положении находится Морис, воспоминание о их прежней дружбе пересилит всякие иные соображения.

— Да, я тоже на это надеюсь, — сказала обрадованная г-жа де Бартель.

— Однако, сударь, — заговорил граф, и голос его, несмотря на присущее государственному мужу умение владеть собой, дрогнул от волнения, — нельзя ли узнать, как зовут эту особу?

— Как! Вы не знаете, о ком идет речь? — спросил Фабьен.

— Разумеется, нет. Знаю только, что речь идет о молодой и красивой женщине, но вы так и не назвали ее имени.

— Стало быть, вы его не знаете?

— Понятия не имею.

— Ее зовут госпожа Дюкудре, — отвечал Фабьен де Рьёль, с величайшим хладнокровием отвешивая поклон.

— Госпожа Дюкудре? — повторил г-н де Монжиру, явно обрадовавшись. — Я ее не знаю.

И граф вздохнул с таким облегчением, словно с его плеч свалился тяжелый груз. Он задышал полной грудью, напряженное выражение лица исчезло, глубокие морщины разгладились, черты обрели привычную мягкость. Наблюдая за всеми этими признаками удовлетворения графа, Фабьен едва заметно улыбнулся.

— Дорогой друг, — обратился к г-же де Бартель г-н де Монжиру, судя по всему узнавший все, что ему хотелось знать, — теперь, когда я почти уверен, что наша кудесница не замедлит приехать, оставляю вас с господином де Рьёлем, а сам тем временем поднимусь к нашему больному.

— Но вы ведь останетесь у нас, не так ли?

— Раз вы того непременно желаете, приходится повиноваться; вот только отошлю своих людей. Но вечером вы мне, конечно, дадите ваших лошадей съездить в Париж?

— Да, да, решено.

— Вот и прекрасно. Вы позволите мне написать несколько слов, чтобы меня не ждали к ужину?

— Пожалуйста.

Граф подошел к столу, на котором для всех, кому потребуется, были оставлены бювар, перья, чернила и бумага, и на маленьком квадратике надушенной веленевой бумаги нацарапал такие слова:

"До вечера, моя красавица, в восемь часов в Опере".

Потом он запечатал эту записку, написал адрес и, бросив обеспокоенный взгляд в сторону г-жи де Бартель, вышел, чтобы отдать распоряжения и подняться, как им было сказано, в комнату Мориса.

Как только он ушел, г-жа де Бартель почувствовала себя свободнее и, собираясь подробнее расспросить друга своего сына, поспешила сказать со свойственным ей легкомыслием:

— Итак, скоро мы ее увидим, прекрасную госпожу Дюкудре; ведь вы говорили, что она красива, не так ли?

— Более того, она очаровательна!

— Так вы говорите, госпожа Дюкудре?

— Да.

— А знаете, господин де Рьёль, эта фамилия действительно звучит.

— А как же иначе?

— И это настоящая фамилия?

— Во всяком случае, та, что мы ей дали ввиду нынешних обстоятельств. Ее могут встретить у вас, и тогда, по крайней мере, все будет выглядеть вполне достойно. Имя "госпожа Дюкудре" ни к чему не обязывает: с этим именем можно быть кем угодно. По дороге Леон, как я уже говорил вам, должен сказать ей, с какой целью мы везем ее сюда и под каким именем она должна вам представиться.

— А каково ее настоящее имя? — спросила г-жа де Бартель.

— Если вы имеете в виду фамилию ее семьи, — сказал Фабьен, — то, думаю, она никому ее не называла.

— Вот увидите, что это оступившаяся дочь какого-нибудь знатного вельможи, — со смехом заявила г-жа де Бартель.

— Вполне возможно, — согласился Фабьен, — такая мысль не раз приходила мне в голову.

— Однако я вас не спрашиваю, под каким именем она значится в гербовнике Франции. Я хочу знать имя, под каким она известна.

— Фернанда.

— И вы говорите, что это имя… всем известно?

— Да, сударыня… Так зовут самую модную женщину в Париже.

— Знаете, вы меня встревожили. А что, если кто-нибудь приедет, когда она будет здесь, и узнает эту даму?

— Сударыня, мы со всей откровенностью признались вам, какое положение в обществе занимает госпожа Дюкудре, или, вернее, Фернанда; еще есть время, сударыня, предотвратить затруднения, каких вы опасаетесь. Скажите лишь слово, и я помчусь ей навстречу, и она даже близко к замку не подъедет.

— Какой вы жестокий, господин де Рьёль! Вам прекрасно известно, что мне необходимо спасти сына, а доктор уверяет, будто есть только одно средство.