Сесиль. Амори. Фернанда

Все это было сказано с такой поспешностью, что ни графу, ни г-же де Бартель, ни молодым людям не удалось вставить ни слова. И потому отвечать пришлось Клотильде, ведь ей и был задан вопрос.

— Нет, сударыня, — сказала она, — госпожа Дюкудре не у Мориса, а в отведенный ей покоях.

— В отведенных ей покоях! — снова воскликнула г-жа де Нёйи. — Стало быть, эта госпожа Дюкудре у вас обедает? А может быть, снимает часть виллы? Надеюсь, во всяком случае, что вы мне ее представите; раз уж вы обращаетесь с ней по-дружески, я тоже хочу познакомиться с ней, если, конечно, по своему происхождению она… Надеюсь, однако, дорогая кузина, что вы не станете принимать у себя неизвестно кого.

— Сударыня, — поспешил вмешаться Фабьен, понимая затруднительное положение г-жи де Бартель и муки Клотильды, — госпожу Дюкудре привезли сюда мы с господином де Во в интересах здоровья Мориса.

— В интересах здоровья Мориса? — переспросила г-жа де Нёйи, Фабьен же тем временем успокоил взглядом г-жу де Бартель и Клотильду, встревоженных непредвиденным оборотом разговора. — Значит, госпожа Дюкудре — жена какого-нибудь гомеопата? Говорят, будто жены этих господ занимаются врачеванием наравне со своими мужьями.

— Нет, сударыня, — отвечал Фабьен, — госпожа Дюкудре специализируется на магнетизме.

— Правда? — с восторгом воскликнула г-жа де Нёйи. — Какая удача! Мне всегда так хотелось вступить в контакт с какой-нибудь сомнамбулой. Господин де Нёйи, хорошо знавший прославленного господина де Пюисегюра, немного разбирался в магнетическом внушении и уверял, будто я обладаю большими способностями в этой области. Однако эта сомнамбула должна быть в моде, если у нее такие лошади и такой экипаж, как те, что я видела: может, это знаменитая мадемуазель Пижер, что вышла замуж… Будьте осторожны, баронесса, при воспалительных процессах нервы играют первостепенную роль, а магнетизм страшно возбуждает нервы. Поэтому прошу вас, дорогая баронесса, скорее ради вашей безопасности, чем для удовлетворения моего собственного любопытства, допустить меня на сеанс магнетизма с Морисом.

Пораженные внезапным нагромождением новой лжи, которая, приобретая видимость правды, еще больше осложняла положение, все участники этой сцены молча переглядывались, и тут Фабьен, умеющий при любых обстоятельствах извлекать для себя пользу, обратился к Клотильде:

— Сударыня, не могли бы вы проводить меня к даме, занимающейся магнетизмом? Подобно всем нервным людям, она очень обидчива, и, если эту особу заранее не предупредить о чести, какой ее собирается удостоить госпожа де Нёйи, может возникнуть опасность, что она окажет ей не тот прием, какого следует ожидать.

Госпожа де Бартель вздохнула с облегчением, поняв, что собирается предпринять молодой человек.

— Да, да, Клотильда, — сказала она, — возьмите за руку господина де Рьёля и отведите его к нашей любезной гостье; надеюсь, он, пользуясь своим влиянием, сумеет уговорить ее спуститься к обеду, хотя у нас появилась еще одна гостья. Ступайте, Клотильда, ступайте.

Клотильда с трепетом взяла Фабьена за руку, но едва они направились к выходу из гостиной, как дверь отворилась и появилась Фернанда.

Увидев ее, г-жа де Нёйи вскрикнула от удивления, и крик этот отозвался в сердце каждого из присутствующих, породив смутные опасения, неизбежно сопутствующие любому новому и неожиданному событию.

XII

Испуг, вызванный криком г-жи де Нёйи, уступил вскоре место величайшему удивлению, когда все увидели, как надменная поборница аристократических традиций с распростертыми объятиями и улыбкой на лице бросилась навстречу Фернанде.

— Как! — воскликнула она. — Это ты, дорогой друг! Ах, Боже мой! Неужели я снова тебя вижу?

Онемев от изумления, зрители не осмеливались прервать излияния нежности, расточаемые Фернанде одной из самых спесивых женщин Сен-Жерменского предместья, и, став обеспокоенным свидетелем этой встречи, каждый ожидал объяснений, не решаясь потребовать их.

Что же касается Фернанды, то в ее душе, казалось, просто не осталось места для новых волнений после только что пережитых ужасных потрясений, и она позволяла целовать себя, не выражая иных чувств, кроме приятного удивления. А это как раз и предписывалось не только житейской мудростью, но и законами светских приличий. Между тем Фабьену, находившемуся ближе всех к ней, показалось, что она немного побледнела.