Сесиль. Амори. Фернанда

— Вы очень добры, дорогая Корнелия, — отвечала г-жа де Бартель, — и я благодарю вас за то участие, которое вы проявляете по отношению к Морису, ведь это самое дорогое, что есть у меня на свете; но сейчас наш бедный больной задремал и доктор всех нас отослал.

— Если он спит, это уже добрый знак, — заметила г-жа де Нёйи, — при воспалительных процессах сон — первый признак выздоровления. О, я бесконечно рада и сегодня же вечером расскажу об этой прекрасной новости у маркизы де Монфор. Как вы знаете или, может быть, не знаете, там подписывают брачный контракт ее внука Тристана с мадемуазель Анриеттой Фижер, очень богатой девушкой; она, как известно, должна была бы прибыть к нам из колоний, а приехала из Англии, где ее мать составила себе огромное состояние неизвестно каким образом или, вернее, слишком хорошо известно. Это самый настоящий скандал: один из Монфоров женится на дочери танцовщицы или что-то в этом роде! Какой позор для всего предместья! Но что вы хотите: положение так долго нас обязывало, что теперь уже никого не может обязать; вот увидите, вот увидите, до чего нас доведут все эти денежные махинации. Несчастная Франция! Ее ждет новая революция! Такого мнения придерживался и господин де Нёйи и, опасаясь этого, поместил все свое состояние в пожизненную ренту.

Горькие воспоминания, пришедшие на ум г-же де Нёйи, заставили ее закончить свою тираду тихим вздохом.

Уклониться от этого инквизиторского визита не было никакой возможности, оставалось лишь терпеть его. Госпожа де Бартель и граф де Монжиру обменялись соответствующим взглядом, смирившись со всеми неудобствами, какие могло повлечь присутствие мнимой г-жи Дюкудре, ибо так или иначе за одним столом должны были оказаться две женщины, столь разные и по своему характеру, и по занимаемому ими положению; однако граф, которого по-прежнему терзала ревность, главным образом досадовал на возникновение нового препятствия на пути к его объяснению с Фернандой; что же касается г-жи де Бартель, то она мысленно пыталась отыскать выход из затруднительного положения и предотвратить опасность, которая могла возникнуть в любой момент при появлении куртизанки; за их радушными улыбками г-жа де Нёйи без всякого труда распознала некоторую натянутость и в результате еще больше укрепилась в своем намерении остаться.

В самом деле, положение, в особенности у г-жи де Бартель, было, прямо скажем, не из легких. Надо ли посвящать в секрет г-жу де Нёйи? Или оставить ее в заблуждении, притворившись, будто самой баронессе неизвестно, что собой представляет в действительности женщина, которую друзья Мориса привезли в Фонтене, и переложив таким образом на молодых людей всю ответственность за этот неблаговидный поступок? Если баронесса все скажет, гостья, разыгрывая из себя неприступную добродетель, поднимет громкий крик, а если промолчит, то что будет, если г-жа де Нёйи сама обнаружит роковой секрет? Вдруг она, такая неугомонная и любопытная, так много вращавшаяся в свете и знавшая подноготную всех интриг, находившаяся всегда в курсе всего, что можно разведать и о чем следует молчать, — вдруг она встречала Фернанду на спектакле, в лесу, на бегах, да мало ли где и, конечно, не преминула спросить, кто такая Фернанда, а следовательно, знала ее в лицо? Встреча с ней у г-жи де Бартель означала скандал на весь Париж в тот же день.

Но прежде чем г-жа де Бартель сумела отыскать способ примирить свои опасения светской женщины с той настоятельной необходимостью, которую она испытывала в помощи женщины падшей, вошла Клотильда.

— Сударыня, — сказала она, обращаясь к баронессе, — обед готов, я уже предупредила госпожу Дюкудре.

Заметив в эту минуту г-жу де Нёйи, Клотильда внезапно умолкла… Она все поняла; воцарилось молчание.

Легко догадаться, до какой степени было возбуждено любопытство г-жи де Нёйи этим сообщением и последовавшим затем сдержанным молчанием. Тут же устремив столь свойственный ей испытующий взгляд поочередно на всех безмолвных актеров этой тягостной сцены и даже не обратившись к своей юной кузине с лицемерными уверениями в дружеских чувствах, какими у женщин принято обычно обмениваться, она воскликнула:

— Госпожа Дюкудре! Баронесса, кто такая госпожа Дю-кудре? Приехав сюда, я сразу заметила весьма элегантную коляску, запряженную двумя великолепными серыми лошадьми в яблоках. Так этот экипаж принадлежит госпоже Дюкудре? Сначала я подумала, что его владелец один из этих двух господ, но в таком случае, сказала я себе, экипаж был бы украшен вензелями или гербами. Госпожа Дюкудре! Странно, но мне незнакомо это имя, и если экипаж, что стоит во дворе, принадлежит ей, то эта дама живет на широкую ногу!

Затем, сообразив, сколь неуместно задавать такие вопросы, не поздоровавшись с Клотильдой, она сказала, повернувшись к молодой женщине:

— Добрый день, Клотильда; я приехала повидать нашего бедного Мориса. Не у него ли сейчас госпожа Дюкудре?