— Пожалеть, — повторил Фабьен, понизив голос, чтобы таинственностью придать больше жара своим словам, — пожалеть! А он вас разве жалел? Муж пленительной женщины, которую он перед лицом Всевышнего поклялся сделать счастливой, бросает ее — и ради кого? Ради другой женщины, которую никак нельзя сравнить с той, какую он потерял, ведь второй Клотильды не существует; он бросает ее ради какой-то куртизанки и в течение трех месяцев находит отдохновение, счастье, радость лишь возле нее; и вот она покидает его и вместе с любовью этой женщины уходит его жизнь; вы, всеми узами связанные с его жизнью, вы с того дня ничего в его жизни не значите. Несмотря на преданность жены, несмотря на любовь матери, он готов умереть, он уже распрощался с мирозданием, глаза его уже наполовину закрыты, вы уже наполовину в трауре, но вот появляется его обожаемая любовница, и только ради нее он снова соглашается жить, только на нее одну и смотрит, и сердце его полно только ею. Почему же в таком случае вы, о которой он и не вспоминает, должны помнить о нем? Почему узы, что он разрывает, все еще удерживают вас? И почему, когда вам стоит лишь протянуть руку, чтобы найти любовь, о чем ваше сердце напрасно просило его, когда я предлагаю вам со своей беззаветной преданностью то, что он отнял у вас, почему вы пугаетесь, почему боитесь, почему отталкиваете меня?
— О сударь, сударь, — прошептала Клотильда еще более приглушенным голосом, чем Фабьен, — сударь, не говорите так, заклинаю вас, Морис ваш друг, а я его жена.
— А разве я не соблюдал обязанности друга, сударыня, пока Морис соблюдал свои обязанности супруга по отношению к вам? Вы думаете, что я люблю вас всего три месяца? Вы думаете, что эта любовь обрушилась на меня при виде ваших слез, чтобы еще прибавить вам печали? Нет, сударыня, ошибаетесь, я люблю вас с тех пор, как впервые увидел, но думал, что вы счастливы, как того заслуживаете. Я знал о связи Мориса с Фернандой, но разве я хоть единым словом, хоть намеком дал вам заподозрить измену Мориса? Нет, сударыня, будьте справедливы ко мне: лишь узнав, что нарушены все границы дозволенного, я тоже нарушил молчание; лишь когда вы получили неопровержимое доказательство того, что любовь Мориса больше не принадлежит вам, я посмел заговорить о своей любви; да и то, чего я у вас прошу даже сейчас? Верить мне, как поверили бы брату, положиться на меня, как положились бы на друга, позволить мне любить вас, позволить говорить вам об этом — вот и все. Можете не отвечать на это чувство, если не хотите, но знайте, по крайней мере, что взамен неблагодарного сердца вы нашли безраздельно преданное сердце.
— Позвольте мне уйти, сударь, — сказала Клотильда, пытаясь высвободить руку из рук молодого человека. — Позвольте пойти к нему. Я чувствую, что если буду и далее слушать вас, то мы оба станем виновными.
— Виновными? — откликнулся Фабьен. — Да, безусловно мы были бы таковыми, если бы любовь вашего мужа, делая вас счастливой, отнимала всякую другую надежду. Но к счастью, этого нет. Его безумная страсть к этой женщине возвращает вам полную свободу. Уделите же мне еще несколько минут. Ах, Боже мой! Кто знает, когда я увижу вас вновь, когда застану одну, когда представится благословенный случай сказать вам все, что я сейчас говорю?
— Сударь, сударь, — взмолилась молодая женщина, — во имя Неба! Оставьте меня, уже совсем темно, неприлично нам находиться здесь одним. Позвольте мне пойти к Морису, умоляю вас.
— К Морису! Вы думаете, он вас ждет? Пойти к Морису! Зачем? Чтобы мешать ему, стеснять его? Нет, нет. Другая возле Мориса в этот час, другая его утешает, другая возвращает его к жизни.
— Ошибаетесь, сударь, — послышался за спиной Фабьена суровый, спокойный голос. — Эта другая здесь.
Фабьен с Клотильдой вскрикнули от удивления.
— Фернанда! — воскликнула Клотильда.
— Вы слушали наш разговор, сударыня? — спросил Фабьен.
— Скажем так: я слушала, сама того не желая, — ответила Фернанда с тем непреклонным достоинством, что внушало уважение даже светской женщине, — и потому я здесь.
— Фернанда, — сказал Фабьен насмешливым тоном, — ваше место не здесь, и вы это прекрасно знаете, ваше место возле Мориса.
— Мое место всюду, где я могу быть полезна, и в эту минуту мое место здесь.
— Вас позвали ради Мориса, — заметил Фабьен, — и ни за чем другим.
— Я охраняю Мориса. Сегодня утром я спасла ему жизнь, а вечером спасу его честь.
— Я не понимаю вас, сударыня, — нетерпеливо сказал Фабьен, — госпожа де Бартель, впрочем, тоже.
— То, что вы меня не понимаете, господин де Рьёль, это вполне допустимо, — сказала Фернанда, — но госпожа де Бартель меня поймет, я в этом уверена, ибо я буду говорить с ней именем всего самого святого на земле.
— Фернанда — и моралистка!