Сеть паладинов

— Война проходит буквально по нашим границам, — Лунардо пожал плечами. — Понятно, что имперцы и турки не прочь и нас втянуть в свою борьбу. Уже не говоря о понтифике, Его католическом Величестве короле Испании и итальянских принцах. Очевидно, что они будут всячески подстрекать нас и подталкивать на турка.

— Но провокации могут привести к войне!

— Конечно, провокации служат отличным поводом к войне, — согласился Лунардо. — Но только поводом. А турки, вы знаете, если захотят, развяжут войну и без повода. Потом, я не уверен, что великий визирь Синан и адмирал Чигала действительно хотят войны с Республикой. Вы заметили, что после каждой угрозы Чигалы и Синана им обязательно от наших байло что-то перепадает? Да они просто вымогают у нас деньги и подарки! Для создания нетерпимой враждебной обстановки между Турцией и Венецией надо нечто большее, чем провокации с переодеванием! Что-то вроде заговора против Венеции!

Канцлер поднялся с места, облокотился рукой о стол. Дыхание его стало тяжёлым, словно ему не хватало воздуха.

— Я убеждён, что мы как раз и имеем дело с заговором!

— Заговором? Заговор держав против Венеции? — Взгляд Лунардо заблестел. Беседа изумляла его всё больше и больше. — А что заметили наши дипломаты?

— Ничего.

— Но тогда на чём основаны ваши подозрения? — Он пытливо вглядывался в Канцлера.

Оттовион с тяжёлым вздохом сел и принялся покачиваться на стуле — проклятая привычка, выдававшая его волнение. Мрачно усмехнувшись, он посмотрел дипломату в глаза.

— Мои подозрения основаны на том факте, что очевидного никто не замечает!

В глазах старого дипломата застыл немой вопрос.

— Да. Именно так, — вздохнул Канцлер. — Я считаю: заговор созрел не только за границами нашей Республики, но и внутри её!

— Внутри прави... — начал Лунардо, но слова застряли у него в горле. Он поёжился. Канцлер продолжал:

— Видите ли, с некоторых пор, может быть, около года назад, я стал замечать, что в Совете Десяти происходят странные изменения. Малозначительные с виду, но очень, поверьте, существенные. Взять, к примеру, пресловутые провокации. Ведь если все нападения суммировать, то складывается неприглядная картина: будто бы венецианцы то на суше, то на море воюют с турками. Но не армией, а отрядами! Казалось бы, это не должно пройти мимо внимания советников, уполномоченных отвечать за безопасность Республики! Но они будто ничего не видят! Мы сразу передаём сведения о провокациях в Совет Десяти. Но эту информацию игнорируют, как нечто незначительное. Я сначала подумал, что причина, возможно, кроется в нерасторопности моих секретарей. Вы знаете, по судебным делам нас часто в этом упрекают. Я стал лично следить за ситуацией. И у меня создалось впечатление, что советников устраивает, что кто-то осуществляет провокации от нашего имени!

Лунардо слушал Канцлера со смешанным чувством, поражаясь, как много и вместе с тем как мало власти тот имел.

— При этом, — продолжал Канцлер, — что касается военной части нашего нейтралитета, точнее, нашего вооружения, тут решения принимаются быстро. Что же касается беспокойства о сохранении нейтралитета, то...

— То есть вы считаете, что члены Совета Десяти намеренно не принимают мер, чтобы сохранить наш нейтралитет? — перебил Лунардо.

— Именно так!

Лунардо задумался.

— Дорогой мой Канцлер, — заговорил, наконец, он, тщательно подбирая слова. — Я очень дорожу тем, что вы так искренни со мной. И если вы не ошибаетесь в ваших подозрениях, то это очень прискорбно. Но почему бы не поговорить о провокациях в Сенате? Большинство сенаторов — противники войны.

Канцлер покачал головой.

— С чем я приду к сенаторам? С жалобой, что Совет Десяти недостаточно волнуется о нейтралитете? И если противники нейтралитета скрываются в самом Совете Десяти? Вы же понимаете, чем мне это грозит!

Тяжёлое молчание повисло в комнате. Лицо старого дипломата мрачнело всё больше и больше.

— Иными словами, вы полагаете, что члены Совета Десяти — заговорщики?!

— Нет, конечно, не все! Но какая-то его часть, вполне допускаю.

— Вы отдаёте себе отчёт в том, — сказал Лунардо тихо, — что это страшное обвинение?

— Да. Я вам ещё не рассказал о том, что у меня творится в канцелярии. У нас стали пропадать секретные документы!

— Документы?

— Да. Важные документы, связанные с нынешним положением на далматских границах нашей республики. Я чувствую, там что-то затевается!

Канцлер поведал Реформатору историю с письмами и заявлениями казнённого албанца Капуциди. Лунардо слушал его затаив дыхание.

— Я точно знаю, что бумаги похищены кем-то из советников. Поэтому я и не обратился ни к государственным инквизиторам, ни к Совету по этому поводу. А мне бы очень хотелось узнать, кем...

Лунардо сверлил Канцлера взглядом. Он уже догадывался, с какой просьбой собирается обратиться к нему Канцлер. Это одновременно и возбуждало, и страшило его. Пытаться проникнуть в тайны Совета Десяти, могучего и страшного трибунала, самого могучего и самого страшного в Венеции — было почти безнадёжно и смертельно опасно.