Сеть паладинов

— Дорогой мой Оттовион, — поспешил он предупредить Канцлера и показать, что он никоим образом не хочет быть замешанным в это дело. — Поимка шпионов, провокаторов и заговорщиков-предателей — это дело сбиров. Я даже не знаю, какой вам дать совет. Ясно одно — впрямую бороться с Советом Десяти невозможно. Думаю, что лучше всего было бы молчать о своих подозрениях. А о нейтралитете осторожно поговорить в Сенате. Это охладит возможных заговорщиков. К тому же у них осталось не так много времени. Через несколько месяцев новые выборы в Совет...— Он говорил, сам понимая, что его аргументы не очень убедительны. — Но они не успокоятся! Они что-то замышляют и успеют все проделать до выборов. А может быть, их и вовсе не заботят выборы!

— Допустим, что так, — поспешно согласился Лунардо. — Но если вы не подозреваете весь Совет Десяти в заговоре, то среди семнадцати человек должны же быть люди, которым вы доверяете, и которые, безусловно, не принадлежат к числу заговорщиков! Есть такие люди?

— Есть, — Оттовион понимающе усмехнулся. — Я их уже упоминал. Это дож, сер Паскуале Чиконья.

— Один лишь дож?

— Да. Насчёт него я полностью уверен. Все остальные... — Оттовион на мгновение замешкался, а затем бросился в атаку с решительностью человека, давно обдумавшего свою просьбу. — Мессер Лунардо! Я понимаю, что вы уже давно догадались о сути нашей просьбы и уже заранее начинаете отказываться от неё. Но я и мессер Паскуале Чиконья, наш дож, нижайше просим вас, испытанного дипломата, прокуратора Сан-Марко, сенатора и патриция нашей Республики, помочь нам... всем нам, потому что это дело касается не только Канцлера и дожа. Мы хотим разобраться. Хотим, чтобы вы помогли и либо рассеяли наши подозрения, либо подтвердили их.

— А что известно благочестивому мессеру дожу? Он полностью придерживается вашей точки зрения?

— Нет, — честно признался Оттовион. — Я не говорил ему о пропаже документов. Дож видит, что в Совете происходят странности, и склоняется к идее о заговоре некоторых советников.

— Хорошо, — подумав, сказал Лунардо. — Если вы просите меня поразмыслить и высказать вам своё мнение, то я сделаю это с радостью, чтобы оказать вам услугу.

Оттовион покачал головой, изучая лицо дипломата.

— Этого мало. Нужно, чтобы вы провели независимое расследование, помогли добыть факты.

— Это невозможно, — твёрдо заявил Лунардо. — Как, находясь в Падуе, я смогу сделать это? Вы же знаете, что я не имею права надолго покидать университет!

— У вас есть помощники...

— И что же? Если мои помощники начнут многим интересоваться, то попадут в поле зрения сбиров. И тогда мы сами окажемся в положении заговорщиков! — Лунардо покачал головой. — Это невозможно. Нет, нет! Я готов размышлять вместе с вами. Я готов помочь выработать план действий. Наконец, я использую свои связи и весь мой авторитет... Но только не расследование!

Оттовион, поджав губы, молча кивал, слушая своего собеседника. Когда тот закончил, он выложил свой последний аргумент.

— Вы можете провести расследование, дорогой Реформатор! Вы — единственный, кто может это сделать самым лучшим образом! — он впился взглядом в Лунардо и проговорил тихо и чётко: — Ваша служба позволит вам сделать это.

Когда он произнёс слово «сервицио» — «служба», то увидел, а может быть, ему просто почудилось, но ресницы мессера Маркантонио Лунардо на миг дрогнули, и это было единственное, что изменилось в лице старого дипломата. Однако что-то видимо, всё же произошло, так как, когда Лунардо заговорил, тон его был менее уверенным, а вид стал более задумчивым.

— Я всё же не очень представляю, чем, кроме размышлений и советов, могу помочь вам, — вяло проговорил он.

— Ну, во-первых, вы могли бы попытаться установить, есть ли такой заговор в Риме, Мадриде, в Праге, в Неаполе.

Лунардо усмехнулся полупрезрительно.

— Но ведь наши дипломаты не сообщают о нём! Заговор может быть очень хорошо скрыт. Его не увидишь на поверхности. Подстрекатели вовсе не заинтересованы, чтобы венецианцы знали, что их втягивают в войну по их вине.

— Поэтому мы и обратились к вам, — настойчиво повторил Канцлер. — Во-вторых, отправьте вашего человека к моему сыну в Милан. Пусть он переговорит с ним по поводу этого албанца. Это прольёт свет на многое. Я уверен!

— Захочет ли ваш сын говорить?

Канцлер вынул из внутреннего кармана платья конверт и протянул его Реформатору.

— Это письмо моему сыну. Думаю, что он не посмеет отказать отцу в такой малости, как побеседовать с его посланцем. В любом случае, если он захочет скрыть правду или будет отнекиваться, это тоже скажет о многом. Ведь так? Вот, собственно, и вся моя просьба. А я, в свою очередь, попытаюсь осторожно выяснить, куда могли подеваться документы и кто стоит за всем этим. Потом мы встретимся, дорогой Лунардо, и за бокалом мальвазии поделимся нашими впечатлениями. — Канцлер дружески улыбнулся.

— Сколько вы даёте времени на сбор сведений? — спросил Реформатор.

— Я думаю, месяца полтора-два.