Сеть паладинов

— Хорошо, — сказал Лунардо, вздыхая. — Я попробую что-нибудь выяснить, — и, немного помолчав, добавил: — Но похоже, что нужная для таких дел служба есть именно у вас!

— Служба? — удивился Оттовион, поднимаясь. — О чём вы, дорогой Лунардо? Моя служба, видите, какая: разъезжаю, интригую. — Он рассмеялся. — Я с удовольствием сейчас вытянул бы ноги у камина в моём доме на Кампо Сан Северо да с томиком Петрарки подремал бы часок-другой. А мне ещё предстоит плыть всю ночь по реке, чтобы засветло оказаться в Венеции.

Глава 9

Там же. Несколько дней спустя

Мессер Маркантонио Лунардо, прокуратор Святого Марка, сенатор и Реформатор университета в Падуе, сидел в своём рабочем кабинете и разглядывал странные гравюры в объёмистом томе, автором которого был некий Брачелли. В большом камине потрескивали дрова.

Тихо вошёл коадъютор Джироламо.

— Падроне, маэстро Джулио Кассери не начинает сеанса. Ждут вас.

Кассери — знаменитый анатом — пригласил Реформатора на сеанс рассечения трупа в только что построенный анатомический театр на верхнем этаже университета. Театр был сконструирован при больших стараниях Лунардо, поддерживающего медиков университета, лучших во всей Европе.

— Скажи ему, пусть начинают без меня. Я кое-что должен доделать, — произнёс Лунардо, не отрываясь от книги.

Он не услышал, как помощник вышел, и обернулся. Джироламо продолжал стоять в дверях, и Реформатор столкнулся с его изучающим взглядом.

— Падроне, всё в порядке?

Джироламо вытянул шею и заглянул Реформатору через плечо. На гравюре были изображены удивительные квазичеловеческие фигуры наподобие геометрических манекенов из кубов и параллелепипедов — фантастические солдаты-автоматы из металлических частей, из пружин.

Лунардо успокоительно улыбнулся:

— Да. Да. Не беспокойся. Пусть маэстро Джулио не обижается. Скажи, что я скоро буду. Потом спустись ко мне.

Он вернулся к книге, замысловатые картинки помогали ему лучше сосредоточиться в размышлениях. Оттовион знает! Не было никаких сомнений, что Канцлер произнёс слово «служба» с особым ударением и смыслом, таким, с которым это слово использовал сам Лунардо. Он помнил, как Оттовион произносил его, помнил взгляд его умных глаз, сверкающих и прищурившихся в набухших от недосыпания веках. И обратился Оттовион к нему, Реформатору университета, не посоветоваться на дипломатические темы, не обсуждать сенаторские интриги, а именно в расчёте на помощь службы!

Служба Лунардо была главной тайной его жизни, и в тот момент, когда Канцлер произнёс «иль суо сервицио» — «ваша служба», сер Маркантонио почувствовал, словно бы он до этого сидел в бауте (венецианской маске), которую с него сорвали: «Мы знаем, кто ты такой есть на самом деле. Мы знаем, что ты скрываешь». Мерзкое, унизительное чувство разоблачения, невольно хочется прикрыть лицо руками. Потом к этому чувству добавился страх. Откуда Канцлеру известно о службе?

Канцлер поистине знает всё, что происходит в его Республике! Он знает больше всех сенаторов и членов Большого Совета, надувающих щёки в различных магистратурах! Он знает больше тайн, чем члены Совета Десяти, государственные инквизиторы и Кваранция по уголовным делам, вместе взятые!

Страх ушёл после бессонной ночи. Лунардо заключил, что Оттовион, этот великий и всезнающий «немой», вероятней всего, никому не рассказывал и не расскажет о секрете Реформатора. Зачем? Если бы он это сделал, Лунардо давно бы сидел в Поцци или Пьомби[67], или кормил бы рыб в венецианской лагуне.

Канцлер намеренно упомянул службу. Во-первых, это был знак доверия: видите, как бы говорил он, я знаю и храню ваш секрет. Во-вторых, он предупреждал: не делайте вид, будто ничего не можете. Я пришёл к вам за помощью. Я доверяюсь вам, вы — доверяйте мне.

В первый раз идея создания особой службы пришла к Маркантонио, когда он занимал пост байло в Османской империи, в долгие месяцы заключения в крепости Алькасабах, где во время Кипрской войны он находился под надзором янычар. В те годы он сумел развернуть целую сеть агентов, которые считали турецкие галеры, бомбарды и пушки, заметили быстрое восстановление османского флота, потерянного в Лепанто.

Лунардо первым понял, что Венеция вскоре останется один на один со своим главным врагом. Пять месяцев он вёл переговоры с великим визирем Рустам-пашой, по поручению Сената в полной тайне готовил заключение мира, так что даже в Большом Совете о нём узнали только после его подписания в 1573 году.