Потом пошла череда провалов, самым тяжёлым из которых стала потеря Джеронимо Липпомано. Дипломат, служивший послом в Париже, затем в Мадриде, в начале 90-х был отправлен байло в Константинополь — самый сложный, но и самый важный пост в дипломатической карьере патрициев. Джеронимо был не только агентом, но и другом Лунардо. Его обширная переписка с иностранными министрами и послами вызвала подозрения Совета Десяти. В 1591 году, 19 апреля, на заседании Совета было зачитано, будто Липпомано связывался письмами и депешами с иностранными министрами в интересах Испании. Серу Лоренцо Бернардо, вновь избранному байло, было приказано отправиться на корабле в Константинополь, арестовать Липпомано и привезти его в Венецию. Когда галера с Липпомано подплыла к Венеции, тот, воспользовавшись тем, что внимание его стражи ослабло, бросился в море и утопился.
Служба Лунардо, да и сама его жизнь повисли в тот момент на волоске. Палачи Совета, мастера пыток, вырвали бы из Липпомано всю правду. Подавленный и напуганный, мессер Маркантонио тут же свернул все — свою переписку и отношения — и последние несколько лет задействовал агентов службы всё реже и реже. Да и возраст его уже препятствовал таким острым развлечениям, как сбор государственных секретов.
К моменту, когда в Бо приехал великий Канцлер Агостино Оттовион, служба почти «заснула». И вот теперь от Лунардо требовали её воскрешения! И требование исходило от одного из высших магистратов государства, который неведомо каким образом проведал о её существовании!
Вернулся Джироламо. Лунардо указал ему на кресло у стола.
— Сегодня вечером ты отправляешься в Милан, — сказал он, когда помощник уселся. Он протянул ему письмо, оставленное Канцлером. — В Милане тебе необходимо переговорить с Джакопо Оттовионом, резидентом Республики. Дело секретное, так что разговор с ним должен быть проведён без свидетелей. До отъезда разыщи и пришли ко мне Франческо и Джанбаттисту Второго.
Джироламо кивнул. Он никогда не раздражал ненужными вопросами падроне, который больше всего на свете ценил в помощниках сообразительность и догадливость. В глазах его появился блеск.
— У нас появилось дело? — осмелился спросить он, сдерживая возбуждение.
— Да. Пока небольшое. Дальше не знаю.
— Джабаттиста и Франческо едут со мной?
— Нет. Один поедет в Неаполь, другого я пошлю в Рим. Лунардо вкратце сообщил Джироламо, о чём он должен говорить с резидентом в Милане. После этого, расставшись с помощником, Лунардо отправился в анатомический театр.
Глава 10
Высокий человек с густой седеющей бородой, по опрятному, зажиточному, но не роскошному виду — купец, пробирался решительным шагом в лабиринте узких улочек, между стамбульским безистаном — базаром и стеной, тянущейся вдоль берега бухты.
На нём был долиман из полосатого сатина, спускающийся ему до щиколоток и подтянутый на поясе нешироким кожаным ремнём, украшенным серебряной пряжкой. На ногах — мягкие туфли из жёлтой кожи. Голову покрывал колпак из красного велюра, обмотанный белым тюрбаном.
Он спешил, при каждом шаге опираясь на крепкий суковатый посох с тяжёлой рукоятью, расталкивая толпу, клубящуюся у бесчисленных лавчонок. Дома и всевозможные домишки из дерева, прутьев, грубой мешковины, камня и глины сплетались в улочки, тесные проходы между домами, где верхние этажи угрожающе нависали над нижними. Картину довершала какофония безистана: громыхали колёса телег, постукивали ослиные копыта, босые ноги торговцев и носильщиков с блюдами лепёшек на головах шлёпали по грязи и лужам, вопили зазывалы...
У этого человека было множество имён. Тайные европейские друзья звали его Протей. Он был раздосадован и зло отталкивал посохом нищих с протянутой рукой и молящим взглядом, кошек, облезлых худых собак и чумазых детей, копошащихся под ногами.
Да. Паладины хорошо заплатили, думая, что наняли его. Они не догадываются, что сама идея принадлежит ему. Они вообще не знают, что он существует! И те огромные средства, которые они согласились дать, теперь тоже принадлежат ему. Они придумали легенду про паладинов, неких Сидов или Роландов[73]
, и воображают, что кто-то, о ком они даже не ведают, выполняет их высокое решение! Глупцы!И всё же кое в чём они правы. Нападения, провокации — только половина дела. Это хороший повод, но не причина, чтобы начать войну, если её хотят. А если не хотят? Нужно нечто более существенное, такое, отчего отношения Венеции и Турции испортятся окончательно и непоправимо. И теперь, при новом султане, когда Синан и Мигала потеряли свои посты, надо начинать всё сначала с новыми визирями, с новыми адмиралами.