Сеть паладинов

Франческо и Пьетро удалось проследить сенатора до Кампо Сан-Видале, после крутого поворота, который делал Большой канал, перед прямой дорогой к бухте Сан-Марко. Там гондола ненадолго причалила, и в неё сели двое, закутанные в длинные плащи, как определил Франческо, монахи. Гондола после этого ушла в бухту и в безлунной темноте потерялась из виду. Наблюдателям пришлось вернуться назад.

Сенатор возвратился домой как и в прошлый раз, под утро.

Любопытным было и ещё одно обстоятельство. В те ночи, когда Феро покидал дом, чтобы плавать в бухте Сан-Марко на лодке с неизвестными людьми, из дома тихо выбирался и его сын Филиппо, молодой человек двадцати с небольшим лет. Он не пользовался гондолой, уходил без сопровождения слуги. Он выскальзывал из дома каким-то ловким способом, перелезая через стену в саду, примыкавшему к дому, цепляясь за толстые ветви дерева. Он спрыгивал со стены, быстро озираясь, пересекал мост через канал Святых апостолов и скрывался в лабиринте улочек.

Как выяснил Пьетро, этот Филиппо был повеса, хотя и член Большого Совета, на который никогда не являлся, один из тех легкомысленных молодых патрициев, которые, по рождению, считают себя полезными и необходимыми Республике, но не желают палец о палец ударить для её процветания. Предположительно, молодой человек, пользуясь отлучкой отца, отправлялся развлекаться к какой-нибудь красотке или в ночной притон — походы, которые его отец, узнай он об этом, пресёк бы немедленно. Для проверки Джироламо прикрепил к молодому человеку Джанбаттисту Первого.

После первых ночных прогулок Джироламо отправил Франческо к Реформатору с кратким донесением о наблюдениях и за дальнейшими указаниями. Франческо привёз ответ. Мессер Маркантонио благодарил за точный отчёт, а также просил установить, о чём же всё-таки и с кем ведутся переговоры, а также рекомендовал повнимательнее наблюдать за сыном сенатора.

По поводу того, что встречи с монахами происходят раз в несколько ночей, а потом сенатор сидит безвылазно в кабинете, Лунардо сделал предположение, что, скорее всего, монахи устно излагают ему своё мнение, а затем сенатор обдумывает полученные сведения и составляет подробный письменный отчёт о переговорах. В связи с этим мессер Маркантонио высказал пожелание заполучить хотя бы страницу из того, что, возможно, записывает сенатор.

На второй встрече с Витторио, секретарём Канцлера Оттовиона, которая состоялась в оговорённый день, Джироламо задал несколько вопросов:

— Кому, как ты думаешь, сенатор докладывает о результатах своих переговоров? С кем он встречается после ночных похождений? Ведь мы установили, что он ходит во Дворец дожей регулярно. К кому конкретно? Внутрь, к сожалению, мы сами попасть не можем.

Витторио понимающе кивнул.

— Как правило, сенатор посещает обычные сенатские комитеты. Ничего необычного за ним не замечали. Разговаривает с различными магистратами, консильери и сави-мудрецами, сенаторами. Но чаще всего, почти в каждое посещение он встречается с руководителем совета Гарцони.

— Ага! Всё-таки Гарцони? О чём они говорят? Каковы темы их бесед?

Витторио пожал плечами.

— Увы, но они предпочитают беседовать наедине и при закрытых дверях. Никаких записей и протоколов не ведут, поэтому канцеляристам проникнуть к ним невозможно.

— А что приносит с собой сенатор? Какие-нибудь бумаги? Он что-нибудь оставляет у советника? — Джироламо настаивал.

— Наверное, приносит, — Витторио проговорил неуверенно.

— Где хранятся потом эти документы? Где их держит Гарцони? Во дворце? Или уносит домой?

Витторио промолчал, вглядываясь в своего однокашника, словно посылая ему безмолвный сигнал. Потом покачал головой и ответил:

— Видишь ли, советник Гарцони облечён серьёзными государственными полномочиями и соблюдает все требования к секретности документов...

Джироламо понял, что имел в виду секретарь. Он не мог прямо признаться в том, что секретари подслушивают или подсматривают за магистратами Республики, забираются к ним в комнаты или листают их документы. Признаться даже в малейшей части этого, случайно проговориться или обмолвиться означало сознаться в таком нарушении должностной скромности, которое граничило с государственным преступлением! Даже выполнение совместного задания с помощником сенатора, не являвшегося членом Совета Десяти, которое само по себе уже было подозрительным и опасным в глазах хранителей государственной безопасности, не позволяло секретарю преступить какую-то невидимую черту. Джироламо вздохнул.

— Значит, — проговорил он с лёгкой досадой, — нет никаких причин быть уверенным в том, что Феро и Гарцони обсуждают интересующую нас тему.

Настала очередь Витторио досадливо поморщиться.

— Нет. Это не так, — сказал он твёрдо. — Уверенность есть. Но с бумагами сложно... Попытайтесь пока использовать ваши возможности...

— Ну хорошо, — сдался Джироламо. — Нет так нет.

— Может быть, — продолжал Витторио неуверенно, — установить наблюдение и за советником?

— Пожалуй, но позже... — Джироламо покачал головой. — К сожалению, наши возможности ограничены.