— Что касается венецианцев, то вероломный дож и его патриции, боюсь, должны сыграть ведущую роль в готовящемся наступлении неверных... — Визирь кратко обрисовал суть плана, полученного из Венеции. — Удар будет нанесён с побережья Далмации и с Крита по Греции войсками в несколько тысяч итальянских и испанских пехотинцев и всадников. Десант должен быть переброшен на побережье на венецианских галерах в количестве 150 грузовых кораблей. Далее наступление неверных будет развиваться высадкой на Кипр, организованной всё той же венецианской флотилией. Одновременно на Балканах они будут поддержаны широким восстанием гайдуков под руководством воевод и господарей Сербии, Хорватии, Албании, Боснии и Валахии с Болгарией. Их недовольство и желание выступить против нас тлеют, и его сейчас разжигают несколькими операциями, в которых задействованы мерзкие ускоки. Их выступление станет сигналом, а началом восстания будет захват турецкой крепости Клисса в Далмации. Во главе восстания... — визирь запнулся, склонился в поклоне ещё ниже, не решаясь произнести неизбежное. — Во главе...
Лицо Мехмеда пошло пятнами, он напрягся. Он уже сообразил, что скажет ему визирь, и это был ещё один удар для него.
— Во главе этого восстания будто бы... — визирь наконец решился произнести. — Будто бы будет стоять одна из ваших жён, Ваше Величество, и ваш сын, принц Осман.
Визирь замолчал и уставился в пол, не смея глядеть в глаза султану. Он со страхом слушал, как всё более учащается жуткое сопение повелителя, и чувствовал, как набухает его гнев.
— Продолжай... — с тихим присвистом проговорил султан. — Откуда известно, что это именно они?
Великий визирь ещё ниже склонился в поклоне, не поднимая глаз и соображая, как же всё-таки Сафие преподнесла Мехмеду историю беглой наложницы? Неужели вероломная интриганка имела наглость уверить султана в том, что не имеет никакого отношения к её бегству из гарема, а бегство её сына — это сказки или происки её врагов? Чем она заморочила султану голову?
— Так сообщает разведка, Повелитель. Однако никто не видел их... живыми. Только слухи. Будто бы они находятся на венецианской территории, куда бежали с помощью тех же венецианцев, и будто бы они стоят во главе готовящегося восстания.
— Как их зовут?
— Эрдемли — так зовут жену. Настоящее её имя Елена Комнина, гречанка. И Осман, её сын. Его крестили именем Константин, — добавил визирь.
— Крестили? — Мехмед сделал попытку самостоятельно подняться с подушек. Тотчас невольники бросились поддерживать его под локти. — Крестили? Константином? — Лицо султана уже все полыхало от ярости. — Ты бредишь, визирь!
Настал самый опасный момент посещения. Визирь, понимая, что гнев Мехмеда сейчас превратится в неистовую бурю, всё же нашёл в себе силы сохранить спокойствие. Характер Мехмеда, с виду полусонного и добродушного, мало интересующегося государственными делами, мог меняться в мгновение ока — султан способен был вскипать внезапной яростью. В такие моменты он мог даже убить, как заколол однажды свою любимую наложницу, умолявшую его не идти в военный в поход.
— Так говорят разведчики, мой господин, — повторил великий визирь. — У нас есть только одна возможность проверить эти сообщения. — И он заговорил скороговоркой. — Как и почему ваша жена оказалась за пределами гарема — неизвестно. Её действительно никто не видел несколько месяцев. Говорят, что она тронулась умом. Её сын... Ваш сын... Осман значится умершим от оспы в те дни, когда вы как раз покидали Маниссу и стали нашим Повелителем в Константинополе и Великим Господином двух миров. По сведениям наших агентов в Венеции и Рагузе, и мать, и сын сейчас находятся где-то в Далмации. Неизвестно, они ли это или кто-то выдаёт себя за них... Я пришёл, Ваше Величество, просить позволить мне провести все необходимые действия и установить, что произошло. Дайте повеление. Мы допросим начальника чёрных евнухов, который отвечает за охрану сераля.
— Сейчас... при мне, — слова давались Мехмеду с трудом. Он тяжело дышал. Стоял, по-прежнему поддерживаемый двумя немыми.
Поклонившись, великий визирь вышел и приказал срочно привести к султану начальника чёрных евнухов. Начальник оказался болен и пришёл его заместитель. У пожилого крупного нубийца беспокойно бегали глаза.
— Что случилось? — испуганным шёпотом поинтересовался он у визиря, но тот отвернулся.
Когда Ибрагим предъявил нубийцу обвинение и к нему подошли двое султанских немых, евнух, сразу сообразив, в чём дело, распластался на ковре, словно чёрная птица, и признался, что именно он выдал Эрдемли разрешение выехать из дворца на прогулку.
— Пёс! Пёс! Чёрный грязный пёс! — султан подскочил к человеку на ковре и принялся пинать нерадивого, подлого, наглого раба. — Как ты посмел?! Как ты посмел, собака, выпустить её из сераля?!
— Мне повелела выдать разрешение ваша мать, мой господин, почтенная Сафие, — успел вымолвить нубиец.
— Как ты посмел выпускать её? Кто бы тебя ни просил!!! — удары стали ещё более жестокими. — Почему, пёс, ты не проследил, чтобы она вернулась? Почему ты всё скрыл?