Сети желаний

Я проснулся в холодном поту от приснившегося кошмара. В доме с наглухо закрытыми окошками было душно, захотелось пить и глотнуть свежего воздуха. Я встал, в темноте на ощупь пробрался к входной двери и, громко скрипнув ею, вышел на крыльцо.

Стояла глубокая ночь, тусклый свет убывающей луны с трудом пробивался сквозь туманную дымку, но его было достаточно, чтобы различать окружающие предметы. Тишину нарушали лишь одиночные сонные кваканья лягушек и гул голосов, доносившийся со стороны дома Федора. Я пересек двор и оказался у дровяника. В чурбане, на котором кололи дрова, торчал топор.

«Неужели так просто — взять топор и… оказаться на воле?» — с усмешкой подумал я и взялся за топорище.

— Не иначе как дров решил наколоть среди ночи? — послышался за спиной язвительный голос Дарины. — Неужели не умаялся за день?

— Ты что, следишь за мной?! Шпионишь?! — вскинулся я, чувствуя, как во мне закипает злость.

Ведь не иначе как она донесла Федору, что Ревекка поправилась, и тот решил поглумиться над девушкой.

— Ошибаешься, брат. Я лишь хочу, чтобы ты не наделал глупостей, не совершил того, что нельзя будет исправить! Ты подумай… — но она не успела закончить фразу, как топор молнией взлетел в моей руке и обрушился на ее голову, расколов ее чуть ли не до шеи. Дарина беззвучно осела и, откинувшись на спину, распласталась на земле. Когда я повернулся, чтобы уйти, у нее еще подергивались ноги в предсмертных судорогах. Убийство женщины не вызвало у меня никаких эмоций — ни сожаления, ни радости.

Стараясь не шуметь, пригнувшись почти до земли, я пробирался к началу тропы, тянущейся по болоту. Где-то поблизости затаились стражники, подстерегая решившегося на бегство. Но где именно? Уже показалось болото, над которым клубились испарения.

— Слышь, Семен, кажись в той стороне ветка треснула. Зверь это аль человек? — послышался нервный голос неподалеку. — Поглядеть надобно!

— Мало ли какие бывают звуки в ночи, Анисим, — заметил Семен и въедливо добавил: — Может, это леший из болота вылез, ноги размять захотелось? Мы к нему — а он нас в болото! Что скажешь, Анисим? Будем глядеть аль нет?

— А в руках у нас разве не дубье? С ним и леший не страшен. Вот только подозрение имею, что это человек, и притаился он неподалеку, — не согласился с напарником Анисим. — Если это зверь, мы его спугнем, он побежит без оглядки, а если человек, то таиться будет. Доставай кресало — факел зажжем.

— Неугомонный ты, Анисим! Все тебе что-то чудится, — недовольно пробасил Семен. — Факел жечь можно в крайнем случае, так кормчий Федор приказал, а не то он всыплет нам — мало не покажется.

— Немного пройдем, пошумим — может, и в самом деле зверь это, но факел зажжем, — не унимался Анисим, и вскоре запылал факел.

В его свете на фоне болота я увидел две бесформенные фигуры, плывущие в тумане, поднявшемся по пояс. Когда они оказались рядом, в шаге от меня, я вскочил и с ходу разнес голову тому, который был повыше и нес факел. Низкий вскрикнул голосом Анисима, замахнулся дубиной, но я ловко увернулся, присев, и топором рубанул ему ногу. От боли тот закричал дурным голосом, повалился на землю и стал кататься по ней, тут я и всадил топор ему в голову. Поднял факел, осмотрел стражников — оба были мертвы, в этом у меня сомнения не было.

У Семена за спиной оказался мешочек, как я догадался, с провизией — чтобы не проголодаться ночью. Этот мешочек я взял, загасил факел и бегом пустился обратно к дому. Когда я встал на лавку, чтобы разбудить Ревекку, то услышал ее всхлипывания — она не спала.

— Собирайся! Бежим отсюда, пока дорога открыта! — скомандовал я. — Времени у нас в обрез.

Ревекка хотела о чем-то у меня спросить, но я уже собирал в дорогу заплечный мешочек, складывая туда кое-что из съестного, найденного в доме. Вскоре мы оказались на тропе и стали спешно удаляться от острова. Дорога была утомительной, но не настолько, как когда мы добирались сюда. Через три часа, уставшие, но радостные, мы ступили на твердую землю и тут же повалились на траву без сил. Уже рассвело, и я принял решение немного подкрепиться, передохнуть, а потом уже двигаться дальше, в направлении Киева.

Я развязал мешочек, достал хлеб, несколько луковиц и… Тут мое сердце оборвалось — я вытащил из него длинный нож с костяной ручкой, покрытой какими-то знаками, напоминающими загадочные письмена. Этот нож был копией того, что я видел во сне!

Я размахнулся, чтобы зашвырнуть его в болото, но Ревекка удержала мою руку:

— Зачем вы так? Нож нам в дороге пригодится, и он такой красивый. — Она взяла его и стала рассматривать, любуясь.

И тут я понял, что от этого ножа никогда не избавлюсь: он каждый раз будет находить меня, а я его…

И оба стали мы — едины.

Уж я не с ним — я в нем, я в нем!

Я сам в ненастье пахну псиной

И шерсть лижу перед огнем…[55]

На этом записи в дневнике закончились. Лишь внизу было приписано шариковой ручкой:

Валентин Николаевич — 1949 год.

Александр Петрович — 1979 год.