Северная Корона. Против ветра

«Помогу», – согласился Ник. Героем он не был, но и уйти уже просто так не мог. Кларский не стал ждать, пока ненормальный, нежно гладящий зажмурившуюся жертву по личику, сломает ей третий палец или сделает что-то еще куда более жуткое.

Жертва отдаленно напоминала Нику – была такой же милой, только совсем юной.

– Василиса, – шептал ей Олег нежно.

Никита беззвучно оказался за спиной согнувшегося к Марте палача и сделал то, чему его в свое время обучил не кто иной, как родной брат. Он точным, быстрым, скупым движением пережал сонную артерию на обеих сторонах шеи Алмазова, готовящегося сломать сестре Ники третий палец. Совершенно не ожидающий ничего подобного Олег даже сопротивляться толком не смог: почти мгновенно обмяк – прошло не более трех секунд. Ник, явно зная, что делает, подержал его еще три секунды, убедившись, что противник не симулирует, ослабил захват.

Андрею Марту всегда нравились игры с удушением, а артериальное он ценил особо сильно – оно казалось ему эффектным и эффективным. Наверное, он хотел, чтобы брат оценил всю красоту этого нехитрого приема, а потому однажды, когда Ник учился курсе на втором, просто-напросто заставил отрабатывать, для начала опробовав его на младшем брате.

Ник прекрасно усвоил урок. И пусть его выход выглядел не слишком эффектным, без лишних громких слов и ярких жестов, но он был действенным и, наверное, самым безопасным – для девчонки, которую псих держал в своих руках.

Его нужно было устранить.

* * *

Марта резко распахнула глаза. Если Дионов смотрел на светловолосого сероглазого парня с удивленным облегчением, словно и не верил, что их спасает тот самый Никки Кларский, то Марта, только уже силой воли не теряющая сознание – с безразличием.

От боли и шока она не понимала, где находится. День сейчас или ночь, сон или явь.

Пока Олег находился в бессознательном состоянии, Ник грубо, но умело и быстро завязал его руки и ноги длинным куском веревки, змеей валяющейся у погасшего камина. Сделал он это вовремя – Алмазов почти через минуту пришел в себя.

Его словно током ударило, и он вздрогнул всем телом, как будто бы из него рвалось прочь заточенное под кожей неземное существо.

– Не дергайся, – бросил Никита, затягивая крепче последний узел. После он обыскал его, найдя еще один нож в кармане.

Олег, лежа на полу, с заведенными за спину крепко связанными руками и ногами, так глянул на Кларского, неестественно изогнув шею, что тот точно понял, насколько плохи светлые, почти прозрачные, похожие на мутную застоявшуюся воду, глаза – они не принадлежали человеку, находящемуся в здравом уме и в твердой памяти.

Олег словно пребывал в ступоре. Он совершенно не ожидал, что кто-то может ворваться в этот коттедж с оружием и помешать ему творить священную месть, ставшую для него этаким черным заменителем искусства и творчества, а потому даже растерялся. Но растерянность была недолгой – почти сразу же он начал дико, страшно беситься – его колотило от собственной дикой злобы, мало похожей на человеческую. Правда, внешне он оставался почти спокойным – только время от времени у него дергалась щека.

Одновременно он пытался придумать выход из положения. Но пока что Олег не знал, что делать – ведь он был обездвижен. И оружия больше в его руках не было. Пистолет ТТ-33 одиноко валялся на полу в паре метрах от него, и в какой-то момент Алмазову показалось, что пистолет ехидно подмигнул ему вдруг появившимся на стволе расплывчатым глазом.

– Подожди, сейчас освобожу, – сказал Кларский, подходя к избитому окровавленному Дионову. Тот кивнул. Марта смотрела на неожиданного спасителя глазами больной собаки. Слезы продолжали течь по ее лицу, сердце все так же отчаянно билось, а боль в пальцах разгоралась ярче.

Ник достал из кармана черных классических джинсов складной нож и стал перерезать веревки на руках Александра и на его ногах.

– Ты кто? – вкрадчиво спросил в это время Алмазов, не спуская опасных глаз с Никиты. Он зашевелился, пытаясь сесть.

– Человек, – очень кратко ответил Кларский, не собирающийся вступать в беседы с этим недоноском. Он тотчас заметил, как Алмазов шевелится. – Лежать. Еще одно лишнее движение – отстреленная конечность. Два лишних движения – и ты труп.

Олег замер, сгорая от невозможности мстить.

Освободившись от веревок, Дионов мигом вытащил изо рта кляп.

– Двигаться можешь? – спросил Никита, глядя на простреленную ногу Саши.

– Могу, – кивнул тот. Кость была не задета, и пуля прошла не навылет, а поцарапала ногу – не смертельно, но очень неприятно.

Кларский кивнул на Марту, и Саша тотчас понял его. Несмотря на кровотечение и дикую боль, он подошел, припадая на раненую ногу, к Марте, которую била мелкая дрожь. Она смотрела на Сашу раскрасневшимися и опухшими от слез глазами.

– Все хорошо, девочка, – прошептал ей Александр, разрезая ножом Ника веревки на тонких лодыжках, а после и на запястьях. Делал он это очень аккуратно – любое движение причиняло скрипачке боль в сломанных пальцах.