Северная сторона сердца

— Конечно, нет. Я много думал о Самеди все эти годы и знаю, что прощупать их невозможно, если не заглянуть к ним в тыл. Чтобы что-то узнать, надо стать их частью; вернее, они сами должны поверить, что мы — часть их сети. Самеди должен думать, что мы принадлежим ему. Вы слышали Доминика; у них кругом свои люди, даже в полиции. Иначе не объяснить, как им столько лет удавалось оставаться в тени. Легенды о сверхъестественном, вуду и Самеди… Такие вещи делаются изнутри, и ни вам, ни мне не удастся просто так до них добраться.

— Это будет нелегко, — согласился Булл.

— И вы забываете о девочках. Самеди знает, что девочки из Нолы живы, Лен ему рассказал. Они попросят Доминика куда-нибудь их отвезти, как и планировалось.

— А если вместо этого они кого-нибудь за ними отправят?

— В любом случае можно рискнуть.

— Ладно, предположим, они согласятся и назначат место встречи. Допустим, план состоит в том, чтобы добраться до тех, кто их заберет. Но вы хотите проникнуть в преступную сеть. Что помешает им вас застрелить, если вы появитесь без девочек? С какой стати станут они доверять кому-то, кто явится с пустыми руками?

Дюпри молча смотрел на него несколько секунд, прежде чем ответить:

— Вы правы, Булл. Поэтому я возьму девочек с собой.

Глава 72

Четвертый день

Новый Орлеан, штат Луизиана

Четверг, 1 сентября 2005 года

Вернуться в город оказалось все-таки легче, чем из него выехать, но только технически. Они пересекли Миссисипи напротив Байуотера и прибыли через Уэстбанк. Теперь, чтобы попасть на площадь Джексона, им предстояло следовать на восток, и маршрут, иногда следовавший через виадуки, иногда по воде, доходящей до шеи, с каждым мгновением становился сложнее. Ощущение было такое, будто, проснувшись от одного кошмара, тут же попадаешь в другой.

Разница между городом, который оставила Амайя, и тем, который она обнаружила по возвращении с болот, была поразительной.

В первый день после «Катрины» люди были в шоке. Неуверенность в глазах, изумленные восклицания при виде разрушений, ужас перед неукротимой силой природы… В ту ночь вода поднялась, и на следующий день катастрофа ощущалась еще сильнее. Ступор при виде происходящего будто бы шел по цепочке, в которой одно потрясение порождало другое. Катастрофа не прекращалась, и люди цепенели в ожидании того, что еще может произойти.

На третий день не случилось ничего такого, чего еще не было. Казалось, вода достигла максимального уровня. Могло прорвать еще одну дамбу, но принципиально это ничего не изменило бы. Все уже произошло. Восемьдесят процентов из почти пятисот квадратных миль сухой земли, которую занимал Новый Орлеан, оказались под водой. Не было ни света, ни питьевой воды. В городе не было открытых палаток или кондиционеров, и это при том, что днем жара достигала тридцати трех градусов, а ночью не опускалась ниже двадцати восьми. В некоторых кварталах вода доходила до второго этажа домов и стояла по колено в тех местах, где ее уровень был минимален.

На третий день наступило отчаяние. После нескольких суток, проведенных под палящим солнцем без еды и капли воды, на мостах, проходивших над автомагистралями, старики и дети падали в обморок. Помощь не приходила, несмотря на то что скудные новости, передаваемые из уст в уста, чьим источником были транзисторные приемники, работавшие на батарейках, говорили о том, что спасатели уже в пути.

Так или иначе, проведя всего день на болотах, они обнаружили на прежнем месте совсем другой город. На четвертый день этот город полностью утратил рассудок. Первоначальное оцепенение вылилось в безнадежные слезы и стоны тех, кто сопротивлялся смерти, отчасти уже смирившись с ее неизбежностью.

Амайя, Джонсон и Шарбу шагали по виадуку. Было пять вечера, но солнце все еще пекло так сильно, как будто на дворе полдень. В его ярком ликующем сиянии город смердел фекалиями, илом и смертью. Больше всего сбивало с толку то, что всего в нескольких милях отсюда вовремя вылетали международные рейсы, что как раз в это время ведущие вечерних программ наносили макияж, люди принимали душ или занимались любовью.

Вдалеке поднимались столбы дыма от многочисленных пожаров. По мнению самых отчаявшихся, пожары были преднамеренными, а по логике, возникали из-за разрывов газопровода, вызванных перемещением фундамента разрушенных домов. В тишине царили новые звуки: шелест горячего ветра, проносившегося по поверхности воды, иной раз перекрывался эхом выстрела, а то и нескольких. Говорили, что это люди с винтовками защищают свое имущество от грабежа. Но ходили слухи и об организованных группах боевиков, патрулирующих город: новых силах правопорядка, которые судили и казнили по своему усмотрению, стреляя в основном в невинных людей. Не было способа проверить, имели ли эти слухи отношение к реальности или были всего лишь плодом воображения и страха.