Северные новеллы

Обычно ездовой пёс, отлично справляясь со своей главной, определённой природой работой — бежать в упряжке, — неважно выполняет обязанности охотничьей собаки. Но при умелой, терпеливой натаске и он может конкурировать с остроушкой. На севере Чукотского полуострова и острове Врангеля мне доводилось встречать ездовых собак — превосходных медвежатниц, лосятниц, добытчиц болотной и боровой дичи. Несомненно, что среди геологов из Магадана, с которыми Лорд жил несколько полевых сезонов, оказался опытный дрессировщик и большой любитель охоты. Команды пёс понимал безошибочно. И если остроушка, зачуяв зверя или птицу, в азарте частенько теряла самообладание, то наш Лорд вёл себя совершенно иначе. Услышит, учует зверя — никогда не подаст голоса. Увидит — только тогда позовёт охотника. Чтобы уж наверняка. Удивительное дело, но пёс, подобно рыси, ухитрялся ловить дичь. То куропатку принесёт, то тетерева, а однажды приволок к стоянке отряда зайца. Но самое поразительное было то, что Лорд, как легавая, делал стойку! Ах, как он красиво стоял, уловив пахучую струйку дичи! Тело вытянуто в струнку, шея, лоб, нос — на одной линии. Сжатая стальная пружина! «Вперёд!» — и Лорд мчался торпедой, а вспугнув птицу, мгновенно залегал, чтобы не попасть под выстрел. Стойку не может делать ни одна самая чистопородная остроушка.

В отряде были три маршрутные пары: геологи и рабочие; я был рабочим у начальника отряда. Лорд ходил в маршруты именно с начальником отряда и со мною, а не с другими парами. Нам отдавал предпочтение по единственной причине: миску с пищей всегда подставлял ему я. А собака, как известно, служит тому, кто её кормит. Это, однако, не давало мне никаких привилегий в обращении с псом. Моих ласк он не принимал; когда однажды я попытался посадить его на привязь, он пребольно укусил меня за икру, потому что никогда не был на привязи и свободу чтил превыше всего на свете. Самодельный ошейник и поводок из сыромятной оленьей кожи он изгрыз, продырявил клыками и вдобавок утопил в трясине.

Однажды мы шли маршрутом. Настало время обеда; выполняя обязанности рабочего, я развёл костерок, чтобы вскипятить чай и поджарить парочку куропаток. Начальник отряда, пока я возился с готовкой, ушёл в тайгу с геологическим молотком и планшетом, пообещав вернуться через полчаса. Он терпеть не мог сидеть без дела.

Лорд лежал рядом и делал вид, что румяные птичьи тушки, подвешенные над пламенем, ему совершенно безразличны.

Раздался крик. Кричал человек. Я схватил свою «ижевку», вогнал в ствол тупорылый жакан и бросился в дебри. Лорд шмыгнул вперёд.

Не помню, сколько я бежал. Пять минут или полчаса. В подобных ситуациях я обычно теряю ощущение времени. Ветви в кровь секли лицо, руки, сучья раздирали штормовку, норовили пырнуть в глаза…

И опять раздался крик, а следом звонко, азартно залаял Лорд. Я на бегу взвёл курок. Под бахилами зачавкала, заколыхалась трясина. Сплошная тайга окончилась, уступив место редколесью.

Оружие не понадобилось. Начальник отряда угодил в окно мари и тонул. Трясина скрыла его уже по ключицы. Он выбросил руки, ухватился за кочку, но кочка «дышала», шевелились, раскачивались при малейшем движении человека даже растущие неподалёку деревья. Внизу было подземное озеро.

Когда я выбежал из сплошной тайги, Лорд, поскуливая, лохматым комом уже полз к человеку, барахтался в вонючей липкой жиже. Я швырнул в сторону ружьё, лёг в марь и покатился, переворачиваясь с боку на бок. Иначе в этой чёртовой ловушке сам погибнешь. Краем глаза увидел: пёс наконец добрался до человека, упёршись передними лапами в кочку, вцепился зубами в ворот штормовки.

Но вот и я докатился к месту происшествия, с головою вымазанный липкой тухлой грязью. Кочка, за которую схватился руками начальник отряда, ушла в марь, человека теперь удерживала только собака. Глаза начальника отряда были широко раскрыты, лицо окаменело. Геолог был в шоке. Опытный таёжник, а, поди ж ты, угодил в окно, да вдобавок растерялся, как барышня.

После сильной пощёчины он пришёл в себя. Я отполз к замшелой берёзке, растущей в трёх-четырёх метрах, забрался на неё и пригнул ствол, за который тотчас судорожно ухватился начальник отряда.

Когда мы с великим трудом выбрались на твёрдую почву, светло-коричневый от грязи Лорд побежал к ручью и долго плескался в нём. Чистюля он необычайный. Прибежал обратно, стряхнул с чистой шкуры каскад радужных брызг. А мы всё лежали, не могли отдышаться. Пёс с нескрываемой брезгливостью обнюхал нас, фыркнул и улёгся в сторонке.

Мы завтракали у костерка под брезентовым тентом, когда раздался приглушённый расстоянием крик северного ворона: «Кырл!.. Кырл!..» Он вовсе не похож на скрипучий, надсадный крик обыкновенного ворона. Его можно слушать, как трели певчей птицы, — настолько этот звук мелодичен, так ласкает слух.

«Кырл?.. Кырл!..» Северный ворон показался над долиной. Размером с орла-белохвоста или крупную северную сову, чернее сажи. Крылья с редкими маховыми перьями плавно, неторопливо рассекали воздух.

— Завтра жди непогоды, — сказал начальник отряда.