Северные новеллы

Итак, Элька служила другому отряду за три-четыре сотни километров от посёлка, в дикой лесотундре, и мы, погоревав, решили подыскать себе другого пса. Вертолёт отряду поисковиков-съёмщиков дали неожиданно быстро, и вышло так, что с выбором собаки мы дотянули буквально до последней минуты.

Геологи и маршрутные рабочие грузили в вертолёт рюкзаки, спальники, радиометры, палатки, ящики и мешки с продуктами, а дюжины две остроушек крутились под ногами, заискивающе заглядывали в глаза, поскуливали: возьми меня! Самые настойчивые, настырные псы вспрыгивали на дюралевый порожек машины, исчезали в полутьме багажного отделения и прятались под грудой вещей. Их приходилось пинками выгонять наружу.

— Может, эту? — изредка спрашивал кто-нибудь из геологов, лаская приглянувшуюся ему лайку. — Морда больно смышлёная…

Другой геолог ласкал другую лайку и резонно спрашивал:

— А почему бы не эту? Она тоже не похожа на идиотку.

— Кончайте болтать, — одёргивал нас начальник отряда. — Выбирайте живее, сейчас летим.

Моё внимание привлёк крупнокурчавый ездовой пёс размером со снежного барана, который лежал на грунте аэродрома и внимательно следил своими янтарными глазами за погрузкой вертолёта. Дегтярно-чёрный окрас собаки смягчало, разнообразило белое пятно на груди в виде летящей чайки. Пёс вёл себя с большим достоинством, не лез, как его собратья, в машину, а когда я мимоходом приласкал его, погладив по голове, даже огрызнулся, очевидно, посчитал этот жест за фамильярность.

Парни между тем покончили с погрузкой и столпились возле распахнутой вертолётной дверцы, чтобы окончательно решить, какой же собаке отдать предпочтение. То один, то другой лёгким ударом ноги отгонял лаек, норовивших проскользнуть в багажное отделение.

И здесь случилось совершенно неожиданное. Лохматый иссиня-чёрный ездовой пёс решительно поднялся и, твёрдо, неспешно ступая широкими лапами, прошёл к вертолёту. Верхняя губа взлетела, обнажив здоровенные клыки, шерсть на загривке дыбом, из пасти вырвалось воинственное рычание. Трусливые остроушки разбежались кто куда, лишь парочка лаек огрызнулась в ответ. Ездовой пёс бросился на них, одну сбил с ног широкой грудью, другую полоснул по шее клыками — их и след простыл. Путь к вертолёту был свободен. Пёс с достоинством, победителем, прошёл к машине, вспрыгнул в багажное отделение и хозяином улёгся возле дюралевого порожка.

Мы уже собрались общими усилиями изгнать наглеца из машины, когда к нам подошёл командир экипажа. Узнав, что мы выбираем на полевой сезон собаку, он сказал, кивнув на ездового пса:

— Не прогадаете, если Лорда возьмёте. Толковая собака. Не смотрите, что ездовая. Идёт и на зверя и на птицу не хуже промысловой лайки. Четыре сезона подряд с отрядом геофизиков, ребятами из Магадана, ездила.

— Что ж они в этом году её не взяли? — поинтересовался начальник нашего отряда.

— Да в семье не без урода. Привезли они нового рабочего. Тот камнем в Лорда запустил. Пёс так обиделся, что геофизики не смогли его в вертолёт заманить. Он очень гордый, обид не прощает. Пришлось им другую лайку везти… Коли сам в машину зашёл, значит, чем-то приглянулись ему. Ведь он на аэродроме уже неделю лежит, за улетающими вертолётами наблюдает. Третьего дня отряд шлиховщиков по моей подсказке его увезти захотел. Не пожелал. Так-то. Берите, берите, не пожалеете.

Так в нашем отряде оказался новый пёс. Удачнее клички — Лорд, — пожалуй, и не придумать ему. Эта кличка отображала и внешность, и характер собаки. Важная, прямо-таки сановитая походка; белое пятно на чёрной шкуре — что манишка на фоне парадного фрака; во взгляде жёлтых глаз таится этакое пренебрежение. А манеры у подлеца! Думаете, станет есть брошенный кусок? Даже не обнюхает. Подавайте ему, видите ли, в миске. И откуда подобная щепетильность у бродяжки? Хоть в парламент сажай нашего Лорда! Мы в шутку называли его на «вы».