Разумеется, я повинен в неблагодарности, кусаю руку кормящего и проч., но, судя по всему, я стал совершенно неспособен писать то, чего от меня требуют
. Ничто не заставит меня бросить картину быстрее, чем принуждение.С удовольствием прочел Ваше описание обеда у Фэрроу. Мило со стороны миссис Ф. столь высоко обо мне отзываться, и на этот раз
я не стану злиться, что Вы пересказываете ее слова, но именно такой смирительной рубашки я и боюсь. Это не похвала, но приказ. Когда повару говорят, что у него отменная картошка, – значит, скоро его попросят приготовить ее снова. В этом отношении нет никого хуже К. М., которая, купив больше моих полотен, чем кто-либо, заявила, что “Флориш” – “ошибка”, потому как не влезет в гостиную. Так и хочется весь ее дом разукрасить зелеными листьями.Пишите снова, быстрее, чаще.
У. Г. Т.P. S.
Перечел свое послание и вижу, что писал лишь о том, о чем поклялся не писать. Вы спрашивали, отчего я уехал. Вот Вам ответ: здесь берега окаймляет фантастический лед – органные трубы, лампочки только что из мастерской стеклодува, тонкие пластины, сквозь которые видны поднимающиеся пузырьки. Право, я стал знатоком льда: это и крупа, что шелестит, как песок, и сахарная глазурь, которой покрыты наши дороги, и хрупкие, точно карамельная паутинка, стеклышки, трескающиеся от прикосновения руки. Причуда Господа – доставлять воду на землю в такой форме! В туманную погоду пушистой изморозью оплетен каждый листочек, каждый кланяющийся стебель сорной травы. Вот бы и мне ту же тщательность с моими холстами!12 мая
Нэш,
Весна, внезапное тепло. Деревья заявляют о себе первыми листочками. Два белых холмика возле амбара превращаются в две поленницы, прогнившие насквозь. Куда ни взглянешь, всюду на смену коричневому приходит зеленый. Мир погружается в забвение: неужто когда-то была зима? Если бы не мои картины, я бы не поверил, что еще недавно все вокруг было в снегу.
Вы спрашиваете, как я провожу дни? Встаю задолго до рассвета, пока хлопоты Энни не нарушили тишину. Пробираюсь меж старых яблонь, только начинающих цвести. С минуту стою на пороге леса, пока березы не позволят мне проследовать дальше. Затем – в глушь. Нижние ветки бережно снимают с меня шляпу, лишь когда это случилось дважды, понял я, что таковы условия, хозяин настаивает. Дальше – к реке, ревущей от талых вод. За плечами этюдник – никаких больше набросков для будущих полотен, довольно процеживать мир сквозь сито своего восприятия, я желаю писать то, что есть
. Карабкаюсь по валунам, пока не найду мое местечко, затем пытаюсь писать, что вовсе не легко: хочется сидеть просто и любоваться. Да, “на пороге леса” – верная фраза: я покидаю этот мир и вступаю в заколдованный край.Лес
… рифмуется со словом “бес”.Но мы только начали. Набравшись смелости, купаюсь в водопаде: бодрящий холод, скользкие камни – вот мой новый порок, вода словно смывает пелену между мною и миром, и все вокруг становится вновь ясно и свежо. После растягиваюсь на камнях, точно какой-нибудь безумный адамит, и гляжу на небо сквозь кружево листвы.
Приветствую новоприбывших гостей – стрекоз. На прошлой неделе агатовые, до этого изумрудные. Теперь бирюзовые, красотки
– так их, кажется, называют, хрупкие, точно травинки, и положительно дерзкие. Вчера (теплый денек) лежал на берегу после купания, и одна из них приземлилась мне на коленку, переметнулась на бедро, застыла, словно заподозрив, что ее направляет Эрос, и стыдливо взвилась в воздух – лишь затем, чтобы передумать и сесть мне на живот чуть ниже пупка. Сердце мое заколотилось, весь мир растворился в этой легкой щекотке, и, при всей нелепости моего возбуждения, ничего другого для меня не существовало. Если девушка может обернуться деревом, коровой, отчего бы какой-нибудь нимфе не обзавестись слюдяными крылышками? Прожужжала мимо моих губ. Плечо, грудь, снова бедро, слизнула соль с моей кожи. Ну, красотка!Возвращаюсь к этюднику.
Бреду домой лишь с наступлением темноты, щурясь в поисках орешника, терпеливо держащего мою шляпу.
У. Г. Т.28 мая
Мой дорогой Нэш,
Короткая записка. Вчера получил письмо от Прескотта. Обычные сплетни, пустая трата чернил – кроме упоминания о том, что в “Джорнал” вышел отзыв на Вашу книгу. Четыре страницы! Никакая хвала не воздаст должного Вашему гению, и все же взглянуть на статью мне хотелось.