— О тебе, конечно же. Видишь ли, Грэм, я запуталась. Еще вчера я знала, как мне поступить, а теперь… уже не знаю.
Он тихо засмеялся.
— Значит, ты все-таки узнала меня. А я-то уж подумал…
— Конечно, узнала! Я просто не могла тебя не узнать. Как только я услышала, что ты сам явился в храм, и тебя заключили в темницу, а теперь просят совета в том, как с тобой поступить, я тут же собралась в путь.
— Это ты напрасно. Не понимаю, зачем тебе понадобилось умерщвлять меня в своем храме, когда можно было просто посмотреть на казнь там.
Марьяна молчала, склонив голову.
— Если ты хочешь посмотреть на мою смерть, — продолжил Грэм, — то дай мне меч, и покончим с этим. Или, если ты не доверяешь мне, можешь убить меня сама.
— Как? — все так же не поднимая головы, будто бы удивилась она. — Ты даже не попытаешься бежать и спасти свою жизнь? Это не похоже на тебя.
— Даже если бы я захотел бежать, здесь десятеро твоих молодцев. Неужели ты думаешь, что они позволят мне уйти?
— Если я скажу…
— Их преданность тебе сильнее преданности Фексу? — холодно спросил Грэм. — Не думаю. Их всех убьют за подобную провинность. Кроме того, Марьяна… Ты — гильдмастер. Тебе-то уж точно не простят предательства.
Она медленно подняла голову, и Грэм увидел на ее лице серебрящиеся в лунном свете дорожки слез.
— Но что мне делать? — прошептала она. — После стольких лет незнания я, наконец, снова вижу тебя — живым… И я должна убить тебя?
— Преданность Фексу — прежде всего.
— Кто бы говорил, — она придвинулась к нему еще ближе, и теперь он почти чувствовал щекой ее дыхание. — Скажи, Грэм, зачем ты вернулся в храм? Ты же не мог не знать, что тебя ждет.
— Разве вам не рассказали? — равнодушно спросил он. — Я искал женщину. Мать моего сына.
— Вы не женаты?
— Нет.
— Она оставила сына и исчезла?
— Такой уж у нее характер…
Марьяна покосилась в сторону шатра и совсем уж неслышно сказала:
— У тебя красивый сын…
Сказать ей, что Мэнни не сын мне, или нет? подумал Грэм. Лучше, наверное, не говорить, иначе придется объяснять, почему он ездит со мной, а разговаривать так не хочется. С другой стороны, если мальчишка сам обмолвится, что Грэм не отец ему, то Марьяна может рассердиться.
— Чего ты хочешь, Марьяна? — он решил увезти разговор от скользкой темы. — Что тебе нужно от меня?
Она вздрогнула и подалась вперед, словно хотела прильнуть к нему. К счастью, поза его не располагала к объятиям.
— Мне нужно, чтобы ты остался жив, а я сама вызвалась убить тебя!
— Тебе не придется этого делать. По уговору, я сам убью себя. Ты же не собираешься изменять приговор, не так ли?
— Что ты говоришь, Грэм! Что ты говоришь! — Марьяна опустила голову и беззвучно зарыдала.
О боги, она все-таки ничуть не изменилась. Какой идиотизм, думал Грэм, пережидая ее приступ печали. Она спешила сюда из другого королевства (хотя и не сказать, чтобы за тридевять земель), специально для того, чтобы стать его тюремным надзирателем и палачом, а теперь проливает по этому поводу слезы. Просто удивительно, как при своем характере Марьяна вообще сумела подняться до гильдмастера? Она никогда не умела держать себя в руках и контролировать эмоции.
— Успокойся, — потерял он терпение. — Иначе твои охранники услышат. На что это похоже — госпожа гильдмастер проливает слезы над осужденным отступником? Марьяна! Я что же, должен еще тебя утешать?!
— Извини, — всхлипнула она. — Но мне так больно думать о том, что ты… Как бы ни было это глупо, Грэм, но я все еще люблю тебя. И, боюсь, буду любить до самой смерти. Поэтому… поэтому я сейчас сделаю вот что. Я освобожу тебя от пут и верну тебе меч. После этого ты тихо уйдешь.
Грэм подумал полминуты и покачал головой.
— Нет. Во-первых, в этом случае мне придется оставить Мэнни здесь, а во-вторых… твои люди ни за что не поверят, что я сумел освободиться сам, и обвинят тебя. Делай, что должно, Марьяна, и не пытайся перехитрить богов.
— Узнаю тебя, Грэм Соло. И не узнаю одновременно. Ты отказался от богов, но стал фаталистом? Что с тобой случилось?
— Место неподходящее для рассказов. Да и время тоже.
— Хорошо, — Марьяна порывисто встала. — Я понимаю. Я оставляю тебя… на время. Мы продолжим путешествие, и по дороге я подумаю, что тут можно сделать.
Да что тут можно придумать? подумал Грэм. Власть Марьяны как гильдмастера велика, но все же не бесконечна. Да и выбор небогат — или привести приговор в исполнение и получить благословение Фекса, или навлечь на себя его гнев, нарушив его волю. Или, точнее, волю его священнослужителей.
— Марьяна, — тихо проговорил Грэм, вдруг спохватившись. Гордость гордостью, но и спина тоже не железная. — У меня к тебе одна просьба.
— Слушаю.
— Прикажи своим людям привязать меня по-другому. Я не лошадь, и не могу спать ни стоя, ни сидя.
— Конечно! Извини, но я не подумала…