Северный пес

Процессия во главе с Марьяной неспеша прошествовала по улицам города и остановилась возле входа в храм. Их как будто ждали. Не успела госпожа гильдмастер спешиться с помощью одного из сопровождающих, из храма к ним вышли двое: один в одеждах священнослужителя, второй — в богатом, элегантном платье. Старшему, тому, что был облачен в темно-серый балахон, темноволосому и худощавому, было под сорок. Грэм знал его довольно хорошо, хотя и никогда не ладил с ним. Второго священника он тоже узнал, хотя и знакомы они были поверхностно. Десять лет назад Конар, внук тогдашнего гильдмастера, господина Финна, был пятнадцатилетним гибким юношей с соломенной челкой, падающей на глаза. Теперь он стал статным и красивым молодым мужчиной со струящимися по спине золотистыми локонами и короткой бородкой, оттеняющей смуглую кожу. Интересно, подумал Грэм, узнают ли они меня?

— Слезай, — грубовато бросил ему Тило, дернув за веревку.

Без особого изящества Грэм сошел с седла на землю и встал, расставив ноги и вскинув голову. Оба священника опустились перед Марьяной на одно колено; она небрежным жестом приказала им встать.

— Без формальностей, братья, — проговорила она на медейском почти без акцента. — Сколько раз повторять?

— Прошу прощения, — склонил голову Конар и вдруг, наткнувшись взглядом на Грэма, вскинул брови. — Мастер Соло? Это вы?!

Ага, узнал-таки, подумал Грэм. И конечно же, вслед за Конаром, на него уставился и второй священник, который, судя по всему, не признал его в лицо, но хорошо помнил имя.

— Я, Конар.

— Будем обсуждать храмовые дела на улице? — холодно поинтересовалась Марьяна. — Все вопросы и объяснения — внутри. И только после того, Конар, как ты проследишь за тем, чтобы позаботились о моей лошади.

Конар, явственно изнывающий от любопытства, и пятеро человек из сопровождения Марьяны остались снаружи, а остальные последовали внутрь храма. Пока шли через алтарный зал, Тило, намотавший свой конец веревки на кулак, время от времени подталкивал шедшего впереди Грэма в спину. Тот еле сдерживал желание развернуться и хорошенько наподдать ему куда-нибудь… да хотя бы коленом в пах. Удерживало одно: пока связаны руки, ничего толкового не выйдет. Тило отрубится на время, но остальные времени терять не будут, живо объяснят, что к чему.

А впрочем, чего ему бояться? Что терять? Ну получит он вместо ложной смерти настоящую — подумаешь. Зато душу отведет. Рассудив так, Грэм дождался, пока они окажутся за драпировками, в потайных помещениях, резко повернулся к своему конвойному и от души пнул его так, как и собирался. Тило с придушенным хрипом согнулся, повалившись на колени, а Грэма в ту же секунду впечатали спиной (или, точнее, локтями) в стену двое крепких парней из оставшейся пятерки с явным намерением съездить ему по зубам. Неизвестно, чем все окончилось бы — может быть, просто еще парой выбитых зубов, а может, чем посерьезнее, — если бы Марьяна повелительно не крикнула:

— Не сметь! Он должен быть невредим! Не вам исполнять приговор.

Сумеречные братья неохотно отступили. Грэм встретился взглядом с широко распахнутыми глазами Мэнни, которого крепко держала за руку Марьяна, и чуть улыбнулся. Плохо, что мальчик здесь. Хуже, чем связанные руки. Марьяна тоже знала об этом.

— Еще хоть один фокус вроде этого, — сказала она негромко, но внушительно, — и я не отвечаю за то, что может случиться с твоим сыном, отступник. Ты понял меня?

— Да как не понять, — буркнул Грэм.

На одной из развилок коридора они разошлись. Марьяна с Мэнни и со священником в сером балахоне, а также двое из сопровождения свернули в одну сторону, а Грэм и двое конвойных — тех, что чуть не размазали его по стенке — в другую. Эта ветка коридора заметно спускалась вниз, и Грэм подумал, что ведут его в подземелье. Он, конечно же, не ошибся — куда ж еще? Подземелье оказалось точно таким же, как в лигийском храме… да все они, по большому счету, похожи. Как похож тот страх, который охватывал Грэма, когда ему приходилось спускаться в одно из них.

Здесь камера оказалась еще меньше, чем та, в которой ему пришлось коротать время в прошлый раз. Зато было гораздо свежее и не так темно, ему даже не оставили фонарь. Грэм сначала удивился, а потом увидел под самым потолком, на высоте нескольких человеческих ростов, крошечное окошко, в которое струился блеклый свет. Он мысленно почесал затылок — темница-то глубоко под землей, так зачем было маяться, устраивая сложную естественную систему вентиляции и освещения? Для комфорта узников? Вопрос, конечно, был интересным, но не настолько, чтобы забивать себе голову в данный момент. Грэм заметил на полу довольно приличный тюфяк и решил хотя бы отдохнуть, пока руки у него свободны. После семи дней, проведенных в седле, и семи ночей, проведенных на земле, лежа крестом, ему показалось высшим счастьем то, что можно было, наконец, лечь так, как хочется.