Сезон любви

Кэндес ни словом не упомянула о снимке. Она его видела, кто бы сомневался, весь мир его видел, но Кэндес была из тех, кто щадил Маргаритины чувства. Пять дней спустя, за ужином, она возмущалась Портером, однако в общем, не переходя на частности. «Почему ты отпускаешь его каждую осень? Почему не поедешь с ним в Нью-Йорк? Или не пошлешь его куда подальше?» Маргариту эти вопросы ставили в тупик, раньше у нее никогда не было подруги, которая удосужилась бы интересоваться ее жизнью. Она радовалась возможности обсудить с кем-нибудь отношения с Портером, правда, ситуацию несколько осложняло то, что Кэндес – его сестра. Кэндес любила рассказывать, как Портер никогда не давал ей поблажек, хотя и был на четырнадцать лет старше. По словам Кэндес, он относился к ней строже, чем родители. Самодовольный, увлеченный искусством, книгами и своими статьями для журналов, которые почти никто не читал, Портер навевал на нее скуку.

– Он тебя использует! – говорила Кэндес.

– Или я его, – отвечала Маргарита. – Меня все устраивает.

– Правда?

– Нет.

– Вот и я так думаю.

Кэндес покрутила шампанское, изучая «ножки» на стенках бокала. Во всем, что касалось вина, она была очаровательно наивна.

– Все-таки он мерзавец! Самый настоящий мерзавец!

– Ох, Кэндес!

– Он даже не понимает, что ты для него значишь! Посмотри на этот ресторан. Обстановка, еда – все это твоя заслуга. Это твое детище. Ты вся в нем.

– Иногда мне хочется большего, – призналась Маргарита. – Или чего-то другого.

– Тебе нужно иногда выбираться отсюда, – заметила Кэндес. – Отвлечешься, развеешься. Когда ты в последний раз ездила на пляж? Или гуляла по пустошам?

– Давно.

– Завтра пойдем вместе, посмотрим на пустоши, – решительно произнесла Кэндес.

И они действительно отправились на прогулку. Маргарита понимала, что Кэндес ее жалеет и пытается отвлечь от мыслей о фотографии, которую Маргарита так и не решилась выбросить. (Снимок хранился между страниц кулинарной книги Джулии Чайлд, что лежала в ящике кухонного стола.) Так или иначе, смена обстановки не помешала бы, и потому Маргарита достала туристические ботинки, которые не надевала еще со времен работы в ресторане «Ферма». Кэндес повела ее по извилистым песчаным тропам через заповедную территорию к Алтарной скале.

– Такое ощущение, что здесь выше, чем сто футов, – сказала Маргарита. – Кажется, что ты где-то в Альпах.

Она тяжело дышала, проклинала все съеденное масло и сливки, но все же доплелась за Кэндес до самой вершины. С Алтарной скалы они смотрели на пустоши, огненно-красные от кустов сумаха. Кое-где виднелись зеленые озерца, а вдали простирался океан. Оттуда доносились печальные крики чаек.

Кэндес обняла Маргариту за плечи, – она даже не запыхалась, подъем на скалу был для нее не труднее прогулки в парке, – и издала громкий вопль.

– Давай, – обратилась она к Маргарите, – покричи, сразу станет легче.

Маргарита отдышалась и заорала:

– Мерзавец! Он самый настоящий мерзавец! – Эти слова дались ей легко, ведь рядом стояла Кэндес. Крича что есть мочи, Маргарита представляла, как злость, разочарование и тоска летят над землей, подобно туману или дымке, и уносятся далеко в море. Маргарита с Кэндес орали вместе, пока не охрипли.

Проехав несколько миль по Поплис-роуд, Маргарита миновала увитый розами коттедж – на каждой третьей открытке с видами Нантакета было его изображение; сейчас розы цвели второй раз за лето. За Олмэнак-Понд-роуд открылись конюшня и поворот к отелю «Вовинетинн» и маяку Грейт-Пойнт. Слева простиралось серебристо-голубое озеро Сесачача-Понд, а по ту сторону улицы начиналась засыпанная белыми ракушками подъездная дорожка к коттеджу, который много лет подряд снимал Портер. Маргарите захотелось свернуть на дорожку и взглянуть на дом. Почему бы и нет? Сегодняшний день и так напоминал последние мгновения перед смертью: вся жизнь пронеслась у Маргариты перед глазами. Интересно, висит ли еще гамак на террасе? Остался ли уличный душ под навесом из роз? Что стало с посаженными ими лилиями? К сожалению, времени было в обрез, к тому же Маргарита не знала, кто сейчас хозяин коттеджа. Прежний владелец, мистер Дрейфус, давно умер, и дом перешел к кому-то из его детей, а может, сейчас там хозяйничают совсем другие люди. Не хватало только, чтобы ее обвинили в незаконном проникновении на чужую территорию. Маргарита, ненадолго притормозившая, поехала дальше. Почтовый ящик, каменная стена, поворот направо. Здесь начиналась тропа в глубь волшебного леса (так сказано в путеводителях). Впрочем, не очень уж и волшебного: подлесок, колючие кусты и сумах почти задушили чахлый сосновник, а в рытвинах на тропинке скопилась вода, прибежище москитов. Человек мог бы всю жизнь прожить на Нантакете и не побывать на «Травяной ферме» или вообще не знать о ее существовании.