Шаг в палеолит

– Не хотел отдавать ни в какую. Даже за дротик. Пришлось предложить ещё и фибулу. – Парень тяжело вздохнул. – Тот всё равно ни в какую, но тут, случайно, – Шныра на секунду задумался, – а может, и не случайно, мимо проходила его женщина. Вмиг сообразила, о чём речь. Показывает пальчиком на фибулу и говорит: хочу! А я показываю пальцем на дубинку и тоже говорю: только за это! Она своему мужику: отдай!

Тут охотник давай орать! Пошла прочь, женщина. Не лезь в мужские дела. А она: ах так! Ах так!!! Короче, крик, шум, так и ушли… Я уж думал – всё! А вечером пришёл тот охотник, морда слегка поцарапана и борода как-то пореже вроде. Сунул молча мне в руки дубинку, забрал дротик и фибулу и ушёл.

– Хороший дротик, – тяжело вздохнул Шныра. – И фибула такая красивая… была. – Он снова глубоко вздохнул.

– Ладно, не вздыхай так. Понял я тебя, понял. Не обижу, – ободряюще улыбнулся я. – Интересный ты парень, Шныра! И интересы у тебя полезные. Нынче с вами Хват пойдёт, хочу, чтобы показал ты ему место, где нашёл камни. И чтобы того охотника показал Хвату.

– Я рад быть полезным Великому шаману, – довольно улыбнулся Шныра. – Я вот, – достал он из-за спины меховой куль и, развязав, показал содержимое, – прихватил несколько. Так, на всякий случай…

А Шныра-то запасливый продуман. В кульке лежало с десяток кусков кассерита. Пригодится – хорошо, не пригодится – выкинет.

– Вот и отлично! – поворошив камни, подмигнул я Шныре. – Приходи сегодня вечером к нашему костру, поговорим подробнее.

Разговоры, разговоры… Много их было в этот раз. Нужных и не очень, серьёзных и ни о чём. Один из самых важных был с Острым Рогом. Парень как-то резко заматерел, я сказал бы – повзрослел. И это касалось не только тела, а прежде всего того, как он стал себя вести, как говорить, как смотреть. Да, глаза! Они очень изменились, теперь молодой вождь смотрел на мир совсем по-другому. Видно, жить своим умом, да ещё так, чтобы было хорошо не только тебе, но и всему племени, гораздо сложнее, чем повторять чьи-то советы. Не иначе кровь его отца, мудрого вождя Филина, возвысила свой голос, а не растворилась бесследно. И такой вождь мне нравился больше прежнего, с таким можно иметь дела намного более серьёзные.

Мы уже обговорили текущие и будущие хотелки, когда он предложил мне поговорить о важном, один на один, без свидетелей.

И вот мы сидим в лодке, которую я отогнал от берега метров на пятьдесят и поставил на якорь. Теперь точно никто не помешает нашему «интимному» разговору.

– Удивительно, какие вещи ты можешь делать, Великий шаман, – проводя ладонью по борту, проронил Острый Рог. – Не зря видящая Светлый Ручей ко всем твоим громким титулам называет тебя ещё и Великий знающий.

– Послушай, вождь, мне эти титулы… что есть они, что нет. Лестно, конечно, когда достойные люди, такие как або Светлый Ручей, величает тебя так, но больно всё это утомительно при разговоре. С людьми, с которыми мне есть о чём поговорить, я не люблю бессмысленного официоза и предпочитаю, чтобы они называли меня просто Пётр. И ты можешь называть меня так.

– Что ж, это действительно честь для меня, – приложил парень руку к сердцу. – Зови и ты меня так, как тебе будет удобно.

– Я буду звать тебя просто вождь. Это хорошее и ёмкое слово. Особенно когда человек соответствует ему, – катнул я «пробный шар».

– Насколько я соответствую этому слову, Пётр? – внимательно смотрел парень мне прямо в глаза.

– Честно?

– Честно.

– Пока не совсем! Но, надеюсь, пока.

Острый Рог криво ухмыльнулся и, отвернувшись, долго смотрел на струящуюся мимо нас воду. Я не торопил. Наконец он заговорил, всё ещё смотря в сторону:

– Когда три года назад Хатак вернулся из похода за горьким камнем, потеряв людей, мы с Полозом сильно обеспокоились. Всё шло не так, как он предсказал. Он не должен был вернуться совсем. Я не стану тебе врать, но охотников на помощь я тогда действительно не послал, кстати, по совету Полоза. Хатак был опасен для меня. Он великий охотник, он был другом моего отца, он авторитет, он – легенда. А кто я? Мудрый Филин был великий вождь, но много ли он обращал внимания на меня, своего сына? А я хотел его внимания, его одобрения, чтобы однажды услышать, как он похвалит меня, скажет: «Ты молодец, сын».

Я слышал, в твоём племени есть закон, по которому каждый отец должен знать своих детей. Кому, как не мне, понять, насколько это важно. Не уверен, что смогу сделать у себя что-то подобное, но попробую. Пёстрый Полоз выкрикнул меня вождём, многие меня неожиданно поддержали, а Хатак не стал бороться. Я знаю – захоти он этого, то победил бы без труда, но… не захотел. Не понимаю!

Я усмехнулся про себя. Отказ от власти, дружок, во все времена – эпический подвиг, жаль только, что на это способны, как правило, высокоморальные люди. Всякая мразь с липкими руками и гулким эхом в душе никогда так не поступит.