Шагги Бейн

Шагги отодрал скотч с робота, и его золотистая голова отвалилась и покатилась по ковру.

– Френсис, мы теперь и вправду друзья?

– Да. Конечно.

– О’кей. Тогда приложи рот к щели.

– Не, ты дверь открой. – Голос Френсиса звучал чуть ли не умоляюще.

– Ты сделай, что я говорю.

Шагги чувствовал, что старший из поросли Макавенни колеблется. Он не сомневался, что Френсис в любую минуту упрется, скажет, что Шагги блефует. Мучительное мгновение длилась тишина. Потом он услышал, как пуговицы на рубашке Френсиса трутся о поверхность двери – Френсис прижался к дверному полотну.

– Один поцелуй, а потом откроешь дверь, да? – Голос звучал так ясно, словно Френсис уже вошел в дом.

Шагги закрыл глаза, опустился на колени, поднес лицо к щели. От Френсиса исходил сладковатый запах, как от варенья из супермаркета. Шагги чувствовал на своих губах его жаркое дыхание, и на миг ему захотелось просунуть в щель палец и легонько прикоснуться к Френсису.

Но это мгновение прошло.

Шагги поднес руку к щели и со всей ловкостью, на какую был способен, принялся заталкивать в нее грязную тряпку, пропитанную слюной его мучителей. Он сложил тряпку так, чтобы самая отвратительная, слюнявая ее часть оказалась сверху. Он почувствовал, как тряпка прикасается к лицу Френсиса, ощутил сопротивление, потом Френсис отпрянул от двери, и кухонное полотенце упало на крыльцо. Шагги прильнул к двери. Он слышал, как Френсис выплевывает горькую слюну изо рта.

Френсис снова приблизил рот к щели почтового ящика. Теперь улыбку сменил оскал, зубы щелкали, исполненные желания разорвать Шагги на части.

– Да, лучше уж тебе теперь дверь не открывать. Я тебя заколю на хуй, пидар ебаный.

Шагги услышал глухие удары в дверь, словно кулаком по дереву. А потом успел отпрянуть от просунутого в щель кухонного ножа Коллин, который с яростью пронзил воздух. Шагги прижался к внутренней противосквознячной двери, уставился на серебристое лезвие, которое то исчезало, то снова выскакивало из щели. Оно, такое острое и заточенное, вслепую искало его тело, скрежетало, шныряя туда и сюда, о металл клапана.

Дейви Парландо, старьевщик, три раза приходил к дверям со своей тележкой. Он брал все, что предлагала ему Агнес, и расплачивался грязными банкнотами, свернутыми в рулон и схваченными старым бинтом. Он не мог поверить своему везению и щедрости этой красивой женщины… или ее слепой глупости. Говорил он дергано и нервно, словно постоянно импровизируя, потому что не мог понять, с чем имеет дело: то ли она чокнутая, то ли добрая. Понять было трудно, потому что ее глаза смотрели с каким-то остекленевшим безразличием.

Дейви загрузил остатки свадебного фарфора Лиззи – в последний раз прошел от двери к тележке. Обычно он вручал детишкам свисток или пластмассовую игрушку, но Шагги он дал целую коробку с бракованными надувными шариками, которых Дэвиду могло хватить на весь сезон закупки старья, все они были второсортные, с ошибками печати, с расплывшимися офсетными логотипами гордых корпоративных спонсоров. Дейви надувал шарики своим особым способом: сжав губы и пропустив резиновую шейку в щель на месте отсутствующих передних зубов. Он вручил мокрый шарик аккуратному мальчику и медленно прочел надпись, словно Шагги не умел читать сам.

– Видишь – здесь написано «Глазго становится лучше»[146]

.

– Чем что? – язвительно спросил Шагги.

Легкость, с которой Агнес расставалась со своими вещами, пугала Шагги. Ту мебель, которую не пожелал за бесценок взять старьевщик, Агнес вернула в центр проката. Она вернула всю, какую смогла, мебель, купленную в рассрочку. Потом она взяла связывающий ее по рукам и ногам кредит в «Провиденте», чтобы купить новую и лучше прежней, когда они переедут в город.

Он чувствовал лихорадку, которая охватила ее, мечту превратиться в нового человека, окруженного новыми вещами. И потела она от своей лихорадки, как при любом гриппе. Она собрала купоны от сигарет «Кенситас»[147] за все годы, как одержимая, пересчитала их. Она связала их вместе – получились небольшие кирпичики, маленькие бруски, которые все еще пахли сладковатым золотым табаком. Шагги лежал на ковре и строил из них стены и крепости, а Агнес просматривала каталог «Кенситас», загибала уголки тех страниц, на которых находила лампы и подносы, вовсе ей не нравившиеся, вела пугающие подсчеты на конверте, в котором прислали счет за газ.

Шагги смотрел на нее, потом сказал тихим голосом:

– Почему тебе не достаточно меня?

Но она не слушала.