Шаги Командора

Линкор уже полыхал с одного борта. По опыту Григорий мог сказать: потушить такой огонь практически нереально. Что больше всего боятся моряки? Правильно, не шторма, а пожара. Когда полыхает хорошо просмоленный корпус, весело трещат мачты, в момент сгорают паруса, а вокруг лишь вода. Такая неуютная и одновременно – гостеприимная, готовая принять в объятия всех.

– Навались!

Ветер строго по обещанию дул в лоб, поднимал небольшую волну, и грести было тяжело. Зато очень хорошо подстегивало знание, что в ближайшем времени случится среди покинутой эскадры.

Там наверняка торопливо рубили якорные канаты, поднимали паруса, торопясь отойти от полыхающих собратьев. На тех, в свою очередь, кто-то пытался бороться с бедой, а кто-то уже спускал немногочисленные шлюпки и занимал в них места согласно должностям. Или согласно физической силе и ловкости – в зависимости от величины поднявшейся паники.

А потом полыхнуло еще ярче, и практически сразу страшный гром обрушился на барабанные перепонки. Рядом со шлюпкой в воду упал горящий обломок рангоута, выбросил облако пара и поневоле заставил подумать извечное: «Пронесло!»

Дополнительная беда любого военного корабля – крюйт-камера с запасами пороха. И если она была открыта…

18. Кабанов. Дань прошлому

Ветер слегка трепал белый флаг с косым крестом. Черный с ухмыляющейся кабаньей мордой по-своему был роднее, однако я уже давно не выступал частным лицом. Лишь как представитель крепнущего государства, стремительно набирающего вес на международной арене. Так мне нравилось гораздо больше. Все-таки я изначально представитель самой государственной из всех возможных профессий. Благо собственной страны выше, чем благо одного из подданных. Так меня воспитали в далекое время. Но хочется иногда самую толику вольности. Например, поднять свой фирменный флаг. Этакая мелочь, но все-таки…

Интересно, к моменту переноса во времени я был состоявшимся человеком. Пусть не относился к числу социально успешных, занимающих высокие посты в бизнесе или в государстве, но ведь я и не желал взлетать высоко в обществе, которое не принимал и не любил.

Да, как любой военный я мечтал о карьере. Но затем государство распалось, а служить новым властям не хотелось. Да и служба ли была бы?

Не знаю, прав ли я был, уйдя из армии? Даже при антинародном демократическом режиме кто-то обязан, скрипя зубами, защищать страну. Но – уж как получилось. В итоге же мне стало на все наплевать. После всяких перипетий, смены занятий я оказался начальником охраны у никчемного либерального депутата. Казалось, дальше ничего уже не будет, и не хотелось дальше-то. А повернулось…

Одной из причин, по которой из множества дорог я некогда выбрал армейскую, было желание прожить настоящую жизнь, все испытать, все попробовать, а не просиживать штаны в какой-нибудь конторе, в институте, в конструкторском бюро. Мне хотелось жить жадно, дорожа каждым прожитым мгновением, так, чтобы выкладывать все силы. Я испытал войну, любовь, мужскую дружбу, меня мотало по всей стране. Действительно, зрелый человек, прошедший через все. Но оказалось, судьба подготовила мне еще много нового.

Иногда наша пиратская эпопея вспоминается мне, как иным вспоминается юность. Но это и была наша юность в новом мире. Время, когда мы выживали, предоставленные сами себе. И выжили. Только осталось нас очень мало…

Я не любил море. Не люблю и теперь. И все равно нынешний поход – словно воспоминание о миновавшем прошлом. Как прыжок с парашютом.

Походу предшествовала встреча с друзьями. Я немного опоздал в Керчь. По большому счету вообще случайно узнал о подошедшей турецкой эскадре. Соотношение сил было известно, осталось лишь срочно передать оборону Перекопа Клюгенау и Гранье, а самому выйти туда на люггере.

Все уже было кончено. Еще четыре дня назад, в первую же ночь. Три линкора и два фрегата погибли в огненном фейерверке. Еще один фрегат, обгоревший, уже никуда не годный, приткнулся к кавказскому берегу. Наши моряки сходили туда. Так сказать, по горячим следам, однако использовать трофей было нельзя. Там выгорело все подчистую.

Сколько в одну ночь погибло османов, нам было неизвестно. Это уже к капудан-паше обращаться надо. Если он знает подобное сам. Ирония судьбы – и Костя, и Гриша проворонили флагман и сцепились с другими кораблями.

Да нам-то что до турецкого адмирала? Жив он, нет…

Мне было дело до другого.

– Какого хрена?! Адмирал и генерал, ответственные перед государем и Отечеством люди! Вы забываете, что принадлежите не себе! На вас люди, корабли, сама оборона Керчи и Азова! Вы же не вольные флибустьеры, мать вашу через пень колоду! Детство в задницах заиграло? Захотелось потешиться?

– Выхода не было. – Сорокин смотрел на меня прямо, готовый отвечать за проступок. – В прямом сражении у турок был бы перевес. Да и стояли они кучно, недалеко от берега. Грех было не попробовать.