– Речь что, о том? Да, решение на атаку брандерами было правильным. А возглавлять ее самим? Что, людей в распоряжении не имеется? Или хотите сказать, командующий обязан любую мелочь выполнять лично? Может, разжаловать тогда вас обоих к некой матери, чтобы желание сбылось и все приключения выпадали на ваш афедрон? А если бы погибли? Взрывом зацепило, в море унесло, турки ловушку подготовили… Мало ли что? Сказать, что случается в войсках и на флоте при утрате командования? Ну, что молчите?
– Вейде оставался, – буркнул Григорий. – Нормальный мужик. С обороной бы справился.
– Идиоты! Ну, не ваше это дело – в пекло первыми лезть! Вернее, и ваше тоже, но тогда уж во главе соответствующих сил. Если один будет каждую шлюпку лично возглавлять, другой – каждое капральство, думаете, войну выиграем быстрее? Или жить надоело? Если да, войте по ночам в тряпочку, чтобы никто не слышал. На вас лежит ответственность за целый ряд дел, и нести ее вы обязаны во что бы то ни стало.
– Победителей не судят, – буркнул Ширяев.
– Судят. В той же Англии. Если сломал линию, то даже в случае победы можно с легкостью отправиться на виселицу. Сказать Петру, что и нам необходим аналогичный закон?
– Ты же первым под него попадешь, – хмыкнул Сорокин. – Вечно воюешь не по правилам.
– Но в пекло не лезу.
– Ой ли! Мало верится.
– Почти не лезу, – поправился я. – Во всяком случае, в этой кампании все больше наблюдаю с высокого места да указания даю.
Правда, при штурме Перекопа пришлось быть в первых рядах, но говорить о минутной забаве я не стал.
Действительно, не дело командующего участвовать в мелких диверсиях. А еще я очень сильно переживал за друзей. Мало нас осталось. Случись с ними что…
– Да ладно, Сергей. Обошлось ведь, – примиряюще вымолвил Сорокин. – Ты бы ведь сам поступил бы точно так же.
– По ту сторону Акманая турки собираются. Чую, скоро будет не штурм, так настоящая осада, – добавил Григорий.
– С этим разберемся. Хозяйничают как у себя дома. В общем так. В течение недели сюда прибудут два пехотных полка и один драгунский. С этими силами надлежит немедленно перейти в наступление. Одновременно удар будет нанесен от Перекопа. Ну и флоту стоять в проливе тоже явно незачем. Особенно после вашей диверсии. Пока у противника паника, разброд в головах и страх в задницах, грех не воспользоваться случаем. Я сюда велел егерей переправить для грядущего десанта.
– В Константинополь? В город моего тезки? – глаза Сорокина загорелись.
– В Константинополь рановато, – ответил я в том же тоне, хотя перед тем едва не поперхнулся.
Конечно, заманчиво захватить столицу султанов и тем положить конец войне. Только заблудится наш полк среди бесчисленных улочек, затеряется в базарных толпах, потом растратит силы в гаремах.
Нет, действительно рановато. Столько за раз не проглотить.
– Пока разберемся с Крымом. Лечебница, курорты, все такое прочее. Опять-таки, виноград здесь сажать пора. Не люблю я французских брютов. Хочется чего-то полусладкого. Пока цель скромна – Балаклава. Там Ахтиарская бухта рядом. Давно пора Севастополь основать…
Парусный флот вышел в море едва не целиком. Все корабли, которые сносно держались на воде. Галеры были оставлены для дальнейших перевозок. Толку от них в нормальном бою… Да и на переходе тоже. Когда скорость на веслах каких-то три узла и приходится приноравливаться к подобным тихоходам, брать их – лишь темп терять. Как были оставлены пароходы. Долгие переходы пока не для них.
Но судьба богата сюрпризами. Буквально накануне выхода в Керчи объявился Петр. Он прилетел на дирижабле, только на сей раз без Меншикова. Алексашка пару дней назад сжег Батурин, городок, где обитал Мазепа. Гетману незадолго до того удалось покинуть вотчину, и теперь верный сподвижник царя-реформатора носился за изменником по украинским степям.
Как я и предвидел, пошли за Мазепой немногие. Вера для подавляющего большинства людей значила очень многое. Житие в составе православного государства прельщало малороссов больше, чем вхождение в состав католической Польши. В историческом плане не так давно удалось вырваться из-под власти ксендзов, и лезть под них опять простой народ не хотел. Знать тоже. В империи и вера та же, и язык практически одинаков, и перспективы для карьеры лучше. Немалую роль играла присяга.
В общем, по примерной оценке с Мазепой сейчас был максимум десяток тысяч человек. И то вместе с запорожцами. Мазепе удалось склонить к измене казачью верхушку. По той же причине, по которой выступил Булавин. У них теперь помимо прав впервые обязанности появились. Остальных же становилось меньше. Причем ряды их таяли. Как везде и всегда, примкнувшие не отличались некой идейностью. Кто-то чем-то был обязан гетману, кто-то пошел за Мазепой по привычке. Кто-то – из-за мифических благ. Если бы изменнику сопутствовал успех, свита оставалась бы с ним и даже подросла в количестве. Но удача не светила, и вначале под разными предлогами отряд стали покидать наиболее дальновидные, затем – слабые. Кому охота бороться за откровенно проигрышное дело?