Шаги по стеклу

– Сексуальные фантазии большинства людей, идеальные объекты желаний вылеплены из глины, – сказал ему как-то Слейтер.

Незадолго до этого он узнал, что глянцевая бумага, на которой печатаются такие журналы, обязана своим весом каолину – это та же самая глина, что используется в смеси с морфием, дабы закупоривать кишки при поносе. Грэм вспомнил, что Слейтер рассуждал про порножурналы для геев, но суть дела от этого не менялась.

Да и какое это сейчас имело значение? Сколько еще все это могло длиться – беспокойство, нетерпение, пустые желания? Грэм оказался напротив паба; оставалось пройти еще совсем немного, свернуть на Мэйгуд-стрит, а там уже рукой подать до Хаф-Мун-Кресент.

Его завораживало даже само это название.

Он представил его в виде формулы:

)

2

Полу-Месяц. Хаф-Мун-Кресент.

Мистер Шарп

Пьян!

Он сидел на садовой скамье в треугольном скверике под названием Айлингтон-Грин. Рядом с ним расположился мистер Шарп; каждый держал в руках большую бутылку и цедил сидр прямо из горлышка. Мистер Шарп курил. Стивен почувствовал, что напился.

– Вот я и говорю, – разглагольствовал мистер Шарп, тыча в воздух сигаретой, – какого рожна им всем здесь надо? Они-то… правда ведь?

Стивен покивал – на тот случай, если мистеру Шарпу действительно требовался ответ. Но в большинстве своем его вопросы были риторическими. Стивен не мог вспомнить, о ком именно рассуждает сейчас мистер Шарп. О евреях? О неграх? О попрошайках?

Мистер Шарп был невысок ростом, лет примерно пятидесяти пяти, с изрядными залысинами и серо-розоватыми щеками, заросшими седой щетиной; на этом фоне его глаза казались совсем желтыми. Он был одет в огромное, не по размеру, пальто и рабочие сапоги. К Грауту он подсел еще в пабе, в «Нэгс-Хед», чтобы побеседовать о том о сем. Обычно Стивен избегал завсегдатаев, между тем по виду мистера Шарпа сразу было ясно, что он здесь свой. Стивен и сам изрядно набрался, да к тому же мистер Шарп весьма благожелательно отнесся к его соображениям о заговорах (ибо Граут еще не потерял надежду найти собрата по несчастью, чтобы совершить побег вместе) и вдобавок выразил сердечную радость, когда Стивен признался, что у него сегодня день рождения.

По правде сказать, у него даже слезы навернулись на глаза оттого, что мистер Шарп долго тряс его руку и несколько раз подряд зычным голосом пожелал ему всего самого хорошего.

После этого за выпивку платил Стивен, но он был не против, поскольку мистер Шарп в данный момент сидел без работы и бедствовал. Продемонстрировав мистеру Шарпу пачку банкнот, Граут объяснил, что утром получил расчет.

– Вот черти, – горячился мистер Шарп, брызгая слюной, – вот гады. Зуб даю, это все профсоюзы, ты согласен?

У Граута не было в этом полной уверенности, но на всякий случай он сказал мистеру Шарпу, что ни о чем не жалеет. Он еще добавил, что все деньги, конечно, тратить нельзя, надо оставить сколько-то на квартплату, на еду, то да се, а пособие по безработице еще неизвестно когда выдадут. Мистер Шарп это одобрил, но предупредил, что необходимо быть начеку: евреи только и ждут, как бы человека облапошить, а черномазые того и гляди полоснут по горлу ни за грош.

В три часа паб закрылся, и они пошли в сквер, взяв навынос пару бутылок портера. Стивен презентовал мистеру Шарпу пачку сигарет и коробок спичек.

– Благородный ты человек, Стив, – сказал мистер Шарп, и Стивену было почти так же приятно, как в тот раз, когда полицейский назвал его «сэр». Он шмыгнул носом, в глазах защипало.

Портера хватило не надолго, и тогда мистер Шарп предложил заскочить в «Маркс-и-Спаркс» на Чепел-Маркет – в винный отдел – и взять пару бутылок сидра. Благо напиток недорогой. А если еще Стив ему одолжит… ну, хоть пятерку… нет, лучше десятку, как настоящий друг, такой отзывчивый и все такое… Он непременно вернет в среду, сразу как получит пособие.

Стив рассудил, что это будет по справедливости, и вручил мистеру Шарпу даже не одну десятку, а две.

– Возьмите двадцать, – сказал он.

Мистер Шарп был сражен наповал и снова стал повторять, что Стив благородный человек. Он сбегал в магазин и вернулся с четырьмя бутылками сидра и блоком сигарет.

Хоть Стивен и выпил лишнего, он вовсе не помрачнел, как обычно с ним случалось; наоборот, он испытывал несказанное блаженство, сидя на скамье под деревом в сквере Айлингтон-Грин, тем более что проносившиеся мимо машины не причиняли ему ровным счетом никакого вреда. Приятно было поговорить со знакомым человеком, да еще с таким, который стоит за тебя горой, не насмешничает и не задирается, который относится к тебе с сочувствием, но без жалости; который поздравил тебя с днем рождения. Он прощал мистеру Шарпу даже его болтливость.