Шаги во тьме

Вечером, докладывая в очередной раз об итогах дневного наблюдения и с удовольствием отхлебывая в паузах обжигающий крепкий чай, Роман Сергеевич, дойдя до эпизода с продавцом газет, спросил начальника:

– Ей-богу, Владимир Гаврилович, может, отдать ему тело брата? Смотрите, как убивается. И так человеку нелегко, да и мать еще, думается, ему добавляет веселья. Да и не по-христиански это, если уж разобраться.

Филиппов пригладил усы, поднялся:

– Тут во всей этой истории мало христианского, не находите, голубчик?

Владимир Гаврилович достал портсигар, предложил коллеге, сам закурил, отворил окно, впуская в прокуренную за долгий день комнату влажный октябрьский воздух, прислонился к подоконнику.

– Вам ничего не показалось странным?

Кунцевич пожал плечами, понимая, что вопрос, скорее, риторический и служит прелюдией к дальнейшим рассуждениям.

– А я вот вижу как минимум два весьма любопытных факта. Первое – где мать покойного? У нее погиб сын, а пороги нашего учреждения обивает не она, а брат усопшего? Это, по-вашему, как – по-христиански? И вопрос номер два: что так настойчиво пытается получить этот самый брат от страховой конторы? Не здесь ли прячется мотив? Что скажете, голубчик?

Кунцевич снова неопределенно покачал головой:

– Прикажете выяснить?

– Нет-нет, вы продолжайте наблюдение. Только уж зонтом не манкируйте, не хватало мне еще вашей простуды. И так службу некому справлять. И вот что – ежели завтра наш Константин Серафимович снова решит заглянуть в «Россию», вы уж, голубчик, мне протелефонируйте незамедлительно.

* * *

Похоже, начинать рабочий день не с крепкого чая, а с телефонного разговора становилось уже традицией. Владимир Гаврилович с сожалением посмотрел на дымящийся стакан, с досадой – на черный телефонный аппарат. Трезвонил тот, что стоял на столе, городской. Радовало лишь то, что так рано звонить из канцелярии градоначальника не могли – не имел генерал-майор Драчевский обыкновения беспокоить в дополуденные часы своих подчиненных. Филиппов чуть было не позволил себе смалодушничать и вовсе проигнорировать эту черную тарахтелку, но вспомнил о ротмистре Кунцевиче и Константине Гилевиче и все-таки снял трубку. Чутье не подвело – из аппарата донесся приглушенный шепот ротмистра:

– Владимир Гаврилович? Слышите меня? Опять в страховое заявился. Видно, скандалил, потому как его под локоть вывели, почти что вытолкали.

Филиппов потер висок, подгоняя мысль.

– Вы вот что, голубчик, – если он отправится теперь домой, то и бог с ним, возвращайтесь на службу. А если побежит к нам документ о смерти брата опять требовать, то летите стрелой к нему домой, расспросите дворника, с кем он живет. Не нравится мне, что мать покойного и беспокойного похожа на призрак. Существует ли она вовсе? А я пока в «Россию» наведаюсь.

Владимир Гаврилович дал отбой, схватил с вешалки пальто, но только сунул правую руку в рукав, как аппарат заголосил снова. Чертыхнувшись, Филиппов свободной рукой схватил трубку, прокричал:

– Что еще?

На другом конце повисла пауза, а после знакомый голос удивленно произнес:

– Простите?

Чертыхнувшись еще раз, но теперь уже мысленно и в свой адрес, Владимир Гаврилович опустился в кресло – накаркал сам, кроме себя и некого винить. Видно, что-то разбудило столичного голову раньше обыкновения, и ничего хорошего это не сулило.

– Виноват, Даниил Васильевич. С агентом разговаривал, подумал, что он опять телефонирует. Доброе утро.

Драчевский грозно хмыкнул и заговорил уже без удивления:

– Это очень хорошо, что оно у вас доброе. А у меня вот не очень. Вы мне не расскажете, почему я об обезглавленных коммерсантах узнаю из газет, а не от начальника сыска?

– Опять виноват. Но в полицейской сводке эта информация присутствовала.

Генерал сконфуженно крякнул:

– Раз была, значит, не виноваты. Что уж из меня тирана строить. Каковы успехи?

– Успехи относительные. Установили личность убитого, выявляем круг близких контактов. Ведем наблюдение за родственниками. Обычная сыскная работа. Вот в пальто меня застали, Даниил Васильевич, собирался как раз по этому делу прогуляться.

Трубка помолчала, а потом резюмировала уже вовсе миролюбиво:

– С завтрашнего утра вы уж докладывайте мне о ходе следствия. Можно по телефону, чтоб не тратить время. Но ежедневно. Не позднее десяти часов.