Шаги во тьме

– Марченко, голубчик, разыщите старшего дворника. Только без шума. А мы с коллегами вас здесь обождем.

Дворник, старательно супя косматые брови, рассказал, что жительствовал Константин Гилевич один, никакой матери при нем не было, объявился он на другой день после того, как его младший брат с секретарем вселились в квартиру генеральши Котович в Лештуковом переулке, и что, как и брат, уплатил за месяц вперед. Вот и вся история.

Вернувшись к себе в кабинет, Владимир Гаврилович поначалу ходил из угла в угол, прокручивая в голове предстоящий ему поутру разговор с начальством и куря папиросу за папиросой. Картина выходила отвратительная – единственную ниточку, которая могла привести к Андрею Гилевичу, сыскная полиция упустила, и виной тому стал сам ее многоопытный начальник. Нельзя было снимать наблюдение. Непростительная оплошность, за которую следовало бы гнать его в шею с должности, да и из сыска. А может, еще и погонят. Сошлют в железнодорожную жандармерию охранять какие-нибудь двести верст пути. Не зря же Даниил Васильевич так озаботился этим случаем, не иначе как из министерства тоже на него наседают.

Когда во рту от папирос стало нестерпимо кисло, Филиппов топнул ногой и заругался сам на себя уже вслух и совершенно по иному поводу:

– Что за мальчишество, ей-богу, господин пока еще статский советник! Как будто вы, милостивый сударь, из-за чинов в сыщики подались! Не из-за выволочки будущей ты, Володя, тут надымил, будто паровоз. Тебя задело, что какие-то сосунки тебя обыграли, будто мальца зеленого. Ну так соберись тогда и себе самому докажи, что ты еще в состоянии соответствовать и чину, и репутации.

После такой решительной самоэкзекуции задышалось и впрямь посвободнее, несмотря на папиросный туман. Решив, что на сегодня уже достаточно и беготни, и терзаний, Владимир Гаврилович запер кабинет, улегся на диван, подложив под голову стопку папок, и принялся загибать пальцы.

Итак. Обналичить страховой полис у братьев не получилось. Это, кстати, можно занести в актив сыскному отделению. Большой палец. Судя по всему, с деньгами у них негусто: экономия на извозчике, скупердяйство в кафетерии. Указательный палец накрыл сверху большой. Тем не менее, надеяться на полное безденежье не стоит – с утра во всех полицейских отделениях огромной империи появится описание и младшего Гилевича тоже, словесный же портрет старшего уже давно доведен до каждого городового и жандарма. Еще два пальца загнулись. И все равно негусто, не набралось даже на кулак.

Брегет тренькнул в жилетном кармане, отыграл куплет гимна и отзвонил восемь раз. Владимир Гаврилович потянулся, хрустнул занемевшей от канцелярской «подушки» шеей. Пора домой, утро вечера мудренее. Живот согласно буркнул.

Филиппов поднялся со своего неудобного ложа, натянул пальто, перчатки, шляпу, сбежал по лестнице. По должности начальнику сыскной полиции полагалась служебная квартира тут же, на первом этаже, но Владимир Гаврилович пользовался ею крайне редко, только когда выдавалось какое-нибудь особое ночное бдение – облава, к примеру, или оперативные допросы. Без нужды пренебрегать домашними обедами он не любил. Посему, подняв повыше воротник, он спрятал ладони в карманах пальто и чертыхнулся, нащупав рубчатую рукоятку браунинга, но возвращаться было лень. Вжав ради пущего ветрооберегательного эффекта голову в плечи, он свернул налево за угол, несолидно просеменил по переулку до юсуповского забора, направо на Офицерскую, с нее в Фонарный.

Фонарный переулок свое название оправдывал лишь частично: огни горели только на углах домов, оставляя между ними практически непроглядные участки и совершенно не проникая в арки. Немного света перепадало мостовой от окон из-за не до конца задвинутых гардин, но навигации это помогало не сильно. Еще раз помянув черта, Владимир Гаврилович пообещал себе непременно направить запрос в канцелярию градоначальника с описанием ситуации с уличным освещением и объяснением зависимости от него уровня преступности в столице – и даже уже мысленно принялся составлять реляцию, как скорее почувствовал, чем увидел метнувшуюся ему наперерез из-под арочного свода темную фигуру. Рефлексы, как всегда, опередили разум – голова еще заканчивала фразу для завтрашнего письма, а левая рука, вынырнув из кармана, крепко ухватила резвую тень за место, где должен был находиться ворот (что-то на него похожее там, к счастью, оказалось – то ли шарф, то ли платок), дернула на себя. Одновременно ноги повернули туловище сыскного начальника против часовой стрелки, подставили неопознанному субъекту бедро, увлекая того на неприятную встречу с холодной твердой мостовой. Правое колено придавило упавшего к земле, а правая рука моментально уперла уже лежащему противнику в подбородок короткий ствол револьвера, щелкнув курком.

– Ну вы даете, начальник! – восхищенно прохрипела тень.

– Жихарь? – узнал в лежавшем дельца из Холмуш Филиппов. – Перешли от скупки награбленного непосредственно к грабежам?

Владимир Гаврилович поднялся, протянул руку Сеньке. Тот, кряхтя, тоже принял вертикальное положение.