Шале

Она смотрит на меня с отчаянием.

— Серьезно? Я не могу идти в такую даль в этих дурацких ботинках, да еще по снегу. — Поднимает глаза на канатку, потом переводит на склон. — Как думаешь, сколько времени уйдет на спуск? Если оценивать реалистично.

— Хм… минут пятнадцать. Двадцать — максимум.

«Будь я один, скатился бы за три», — добавляю я про себя, конечно.

Луиза снова смотрит на канатку и вздыхает.

— Ладно. Давай попробуем. Только обещай все время ехать со мной рядом.

* * *

В конце концов спуск занимает у нас почти час, и это не считая десяти минут, которые Луиза тратит на надевание лыж — как обычно.

— Ну вот, потихоньку, да-да, жми на пятку, обопрись на меня, потом наступай… молодец. Нет, ботинок выскользнул, давай еще раз, — говорю я, спокойно и терпеливо, как идеальный кавалер, хотя меня чуть не разрывает изнутри. Погода сегодня просто идеальная. Я знаю, что должен бы хотеть провести больше времени со своей очаровательной девушкой, но сейчас, если честно, готов ее убить.

Наконец лыжи надеты, и мы стартуем, но Луиза тут же падает. Я вижу, что ее глаза полны слез.

— Ну что ты, — говорю ей, — не надо. У тебя отлично получается.

Она качает головой.

— Уилл, мне страшно. Я не могу. Я разобьюсь. Точно, разобьюсь.

Я глажу ее по руке.

— Ничего ты не разобьешься. Ты молодец. Завтра тебе уже начнет нравиться — обещаю.

Луиза слабо улыбается, снимает солнечные очки и вытирает слезы.

— Прости. Это так глупо… Да, я постараюсь.

Меня охватывает чувство вины. Луиза такая красивая… И она правда боится — это же очевидно. Клянусь себе проявлять больше сочувствия и перестать думать о других трассах, где я мог бы покататься. Я приехал сюда с Луизой — и это главное. Другие мужчины отдали бы за такое всё что угодно. Они не думали бы, как улизнуть к Адаму и Нелл, промчаться по красной трассе над ледником, а потом остановиться выпить ледяного пива, не потратив на это целый час, потому что кто-то не умеет надевать и снимать лыжи…

Да-да, я в этом уверен.

Но моей уверенности хватает ненадолго.

Луиза кое-как доезжает до почти плоского спуска, закладывая самые широкие виражи, какие мне доводилось видеть. А потом, при очередном ее шатком повороте, какой-то сноубордист задевает концы ее лыж, и она валится в снег. Опять.

На этот раз парой слезинок уже не обходится. Луиза разражается рыданиями, всхлипывая и икая, и выглядит это ужасно.

— Я не могу! — кричит она, захлебываясь. — Прошу, Уилл, не заставляй меня! Я боюсь!

Битых десять минут мы сидим на краю трассы, и я одной рукой обнимаю ее за плечи, а второй глажу по ноге, дожидаясь, пока она успокоится. Говорю ей дышать глубже, а сам думаю только о том, какое великолепное катание сегодня упустил.

— Дело в том, Луиза, что, когда ты поднялась на гору, тебе некуда деваться — надо ехать вниз, — объясняю я. — К сожалению, горные лыжи так устроены.

— Но как же люди вроде меня, у которых не получается? Тут что, нет спасателей? Я видела, как кого-то спускали вниз!

Я смеюсь, решив, что это шутка, но, поглядев ей в лицо, понимаю, что она серьезно.

— Нет. Это только для тех, кто получил травму.

Новый взрыв слез.

— И что, мне придется ехать?

— Да. Прости. Но знаешь, когда мы спустимся… если ты не захочешь больше кататься, я ничего не скажу. Не буду тебя заставлять. Честное слово.

«Прошу, давай ты больше не захочешь! Или, по крайней мере, не будешь рассчитывать, чтобы я тебя учил», — молюсь я про себя.

Луиза кивает и закусывает губу.

— Ладно. Наверное, нам лучше ехать. Чем быстрее спустимся, тем быстрее это закончится. Поможешь мне встать?

Я поднимаю ее на ноги, и еще сорок пять минут мы плетемся вниз по склону. К счастью, сноубордисты на этот раз держатся от нас подальше.

24

Декабрь 1998 года, Ла-Мадьер, Франция

Луиза

— Ну, Луиза, как тебе первый день на склоне? — спрашивает Адам. Мы сидим за столом на четверых в безликой столовой, и нам только что подали закуски: паштет и тосты с увядшими листиками салата.

— Так себе, — отвечаю я, намазывая паштет на тост тонким слоем, как масло. Но тут же замечаю, что Нелл элегантно отломила от тоста небольшой кусочек, чтобы положить на него паштет, и мои щеки заливает краска. Сколько бы я ни старалась подражать своим сокурсникам из Оксфорда, все равно вечно себя выдаю. Столько всего приходится помнить!

Мало того, я еще и перебрала со спиртным. Вообще я пью немного, но когда мы добрались-таки до финиша этого бесконечного спуска, мне просто необходимо было успокоить нервы. Уилл повел меня в бар и заказал два глинтвейна. Совсем не то, что я хотела — пару раз я пробовала подогретое вино, и оно мне не понравилось, — но сегодня глинтвейн показался мне вкусным, и пился он легко.

Когда я допила свой бокал и уже думала заказать второй, Уилл глянул на часы и протянул через стол руку, коснувшись моей.

— Дорогая, ты не очень обидишься, если я сбегу и немного покатаюсь, пока не закрылись подъемники? Я так соскучился по трассам — не катался с прошлой зимы, да и погода такая роскошная, а ведь она испортится через пару дней, так что…

Я улыбнулась через силу и ответила: