Шале

«Everybody Hurts», все страдают. Я помню, это была песня мамы и папы — та самая, которую мама ставила мне иногда, в редкие моменты, когда была более-менее в своем уме. Пришлось потратить время, но, в конце концов, мне удалось подвести Адама к этой идее, и мы выбрали нужную песню для папиных похорон. Я видела, что он устал и ему, по сути, все равно, так что особо трудиться не пришлось. Папа этого хотел бы, я уверена. Мама может мной гордиться.

62

Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция

Адам

Среди ночи я внезапно просыпаюсь. Меня снова тошнит. Бросаюсь в ванную, едва успев вовремя.

О боги! Я-то думал, это уже закончилось… После того как меня несколько раз выворачивает наизнанку, я в буквальном смысле ползу назад в кровать. Даже на ноги подняться не могу.

Сначала мне кажется, что у меня галлюцинации, но, похоже, кто-то притаился в темноте моей спальни.

— Милли? — зову я. В шале ведь больше никого нет, правильно? Все разъехались. Я, конечно, знаю, что Милли очень добра и внимательна — она в полной мере продемонстрировала это в последние несколько дней, — но с какой стати ей дежурить у моей постели ночью?

— Зачем вы здесь? — шепчу я. По горлу словно прошлись теркой, голова кружится. Милли поднимает одеяло, и я падаю в постель.

— Мне надо кое-что вам сказать, — отвечает она. Потом включает лампу на моей тумбочке. Лицо у нее жесткое, без всякого выражения.

— Сейчас? — хочу спросить я, но изо рта вылетает лишь шепот. — Посреди ночи? Мне очень плохо. Это не может подождать до утра?

— Нет. К утру вы, скорее всего, уже умрете. По меньшей мере, впадете в кому.

Сначала я решаю, что она шутит, но, с учетом моего состояния, это выглядит чересчур бездушно с ее стороны, да еще и отдает дурным вкусом. Я тяну вверх голову, пытаясь заговорить, но Милли поднимает руки и зажмуривает глаза.

— Нет! — восклицает она, распахнув глаза обратно. — Меня уже тошнит от твоего мерзкого голоса! Я отравила тебя. Вот почему тебе плохо. Помнишь грибы, которые ты ел тут на завтрак? Amanita phalloides. Они же бледные поганки. Очень неприятно, что драгоценный местный поставщик Кэмерона сделал такую глупую, фатальную ошибку. Ты согласен?

— Это не смешно, — хриплю я. — Помогите мне, Милли, пожалуйста!

Комната крутится и колышется. Я не понимаю, почему Милли продолжает свою несмешную шутку с ядом.

Она склоняется к моему уху.

— Ты так и не понял? Хочешь знать, кто я такая?

Я совсем теряюсь.

— Вы Милли, — начинаю я.

Девушка продолжает сверлить меня презрительным взглядом.

— Я дочь Уилла, — просто говорит она.

Не понимаю, о чем идет речь.

— Уилла? Уилл мертв, — выдавливаю я. — У него нет дочери.

Она выпрямляется и отступает от кровати.

— Есть. Я. Я его дочь. Ты помнишь мою маму, Луизу, с той поездки, когда убил моего отца? Тогда она забеременела.

— Забеременела? — повторяю я хрипло.

— Да. Забеременела. Потом бросила университет, увязла в долгах, так и не восстановилась психологически — ни от беременности, ни от шока после смерти папы. У меня было ужасное детство, в основном в приемных семьях — всё из-за тебя. А потом мама покончила с собой. Все потому, что ты убил моего отца.

— Это был несчастный случай, — шепчу я.

— А мама говорила, что нет, — отвечает она резко. — Она винила тебя. И я тоже виню.

Меня снова выворачивает, но наружу ничего не выходит — желудок пуст. Внезапно я начинаю сознавать, что, возможно, она и не шутит насчет яда. Она что, действительно отравила меня?

И тут до меня доходит, что надо сделать, чтобы она мне помогла.

— Уилл не твой отец, — говорю ей. — И не мог им быть.

— Нет, он мой отец, — перебивает Милли. — Мама мне сказала. И я провела собственное расследование. Я практически все знаю про так называемый «несчастный случай», про него и про тебя. Только поэтому я устроилась работать в «Сноу-Сноу» — хотела разорить компанию Кэмерона. Тот ведь тоже сыграл свою роль — он был тем самым инструктором, который не проследил за папиной безопасностью. Сначала я собиралась провоцировать отравления у гостей — но не убивать. Чтобы это выглядело, как случайность: несвежая креветка тут, недожаренная курица с сальмонеллой там… Грибы я привезла с собой, высушенные — некоторые более ядовитые, некоторые менее. Я не собиралась прибегать к тяжелой артиллерии — по крайней мере, поначалу.

Я пытаюсь сосредоточиться на ее словах, но комната продолжает вращаться, и у меня такое чувство, что я вот-вот потеряю сознание.