Шале

— Ничего мне не страшно, ты, напыщенный идиот! — ору я. Да как он смеет разговаривать со мной свысока?

Уилл вздыхает.

— Ладно. Хорошо. В таком случае и проблемы нет, правда? Я пойду и позову помощь, а ты оставайся здесь, раз тебе ничего не страшно, и очень скоро мы с тобой окажемся в шале, со своими девушками.

Вот козел… Нет уж, я на это не куплюсь.

— Ну да. С девушками. Нелл и Луизой. Твоей Луизой, которая только о тебе и думает, — ехидно отвечаю я.

— Да какого черта, Адам! Прекрати! — кричит Уилл. — Тут дикий холод, у меня уже все лицо отмерзло, а оказался я в этой ситуации только по твоей вине, если говорить прямо: потому что

ты не умеешь кататься и теряешь лыжи! Ты виноват, что мы не сидим сейчас в тепле, а торчим тут, на этом чертовом склоне. Так что лучше тебе воздержаться от твоих обычных шуточек, что ты можешь отбить любую из моих девушек, если захочешь, только потому, что однажды поцеловался с подружкой, с которой я вроде как встречался в тринадцать лет, потому что ты — прямо дар божий!

Он начинает крепить палки: аккуратно продевает руки в петли, как нас учили в лыжной школе лет сто назад, и поправляет свои бесконечные шарфы. На кой черт ему столько? Вот же дебил!

Внезапно я понимаю, что не хочу оставаться один. Он не поступит со мной так.

— Эта твоя Луиза, — говорю я, чтобы его остановить. — Что, не нашлось никого получше?

Он изо всех сил вонзает палки в снег и продолжает возиться с петлями.

— Отвали, Адам! Я еду, и мне плевать, что ты там говоришь. Молись лучше, чтобы я правда позвал на помощь, хотя в данный момент, честно говоря, меня так и подмывает этого не делать.

Серьезно? Это так он говорит со мной?

— Эта Луиза — опытная штучка, — снова вступаю я. — Чем, по-твоему, мы с ней занимались вчера вечером, пока ты разбирался со сломанным креплением?

Он вскидывает голову, сразу позабыв о петле.

— Слушай, мне все равно. Серьезно, Адам, отцепись. Еще одно слово и…

Он толкает меня в грудь; палка повисает у него на запястье. Ноги его по-прежнему в креплениях лыж, и толчок едва ощущается.

Делаю шаг ему навстречу.

— Еще одно слово — и что, мой маленький братец? Мы с ней обедали, потом много пили. А дальше пошли в вашу комнату и трахнулись. Ей понравилось. Не хотела меня отпускать.

Внезапно я ощущаю острую боль в челюсти и понимаю, что Уилл ударил меня. Этого я не ожидал.

— Врешь! — кричит он, пытаясь дотянуться до меня еще раз, но его ботинки зажаты креплениями лыж и не дают сдвинуться с места.

— Она бы ни за что так не сделала!

Смеюсь ему в лицо:

— О, еще как сделала!

Он опять кидается на меня, и я с силой отталкиваю его.

На этот раз Уилл падает. Налетает порыв ветра, вокруг сплошная белая пелена. Он пытается подняться, но не может, поэтому тянется сквозь снег и отстегивает лыжи. Дурак, какой дурак — это же был единственный способ выбраться отсюда! Теперь ему ничего не остается, кроме как дожидаться вместе со мной, идиоту.

Освободившись от лыж, Уилл наваливается на меня всем весом, толкая назад. Я хватаю его за куртку, как в дзюдо, и тяну за собой. Он приподнимается и валится мне под ноги, словно регбист, чтобы сбить с ног. Но я выворачиваюсь, оказываюсь у него за спиной, и толкаю изо всех сил.

Раздается вскрик, и пару секунд я смотрю, как его ярко-голубая куртка мелькает в воздухе, пока он катится с обрыва, которого ни один из нас не заметил, а потом исчезает из виду, и все опять становится белым.

И наступает тишина.

59

Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция

Весь следующий день Адам остается в кровати. Я изображаю заботливую сиделку: приношу ему воду и травяной чай, кладу на лоб холодный компресс, а в ноги — грелку, подаю все, что он попросит, на красиво сервированных подносах. Он так меня благодарит, что, при других обстоятельствах, это было бы даже мило. Ближе к вечеру он сообщает, что ему немного лучше. Не настолько, чтобы сойти вниз, но ему хотелось бы супа. С курицей и грибами. Легкого питательного бульона. На этот раз нет необходимости добавлять мои специальные грибы — они уже сделали свое дело, когда он получил их в составе традиционного английского завтрака. Мне важно, чтобы Адам думал, будто ему лучше.