Шаляпин

«„Вражья сила“ Серова, основательно забытая (а скажем, кстати, не без основания), появилась вчера после слишком двадцатилетней „давности“ на сцене Народного дома. Для оживления слабой, устарелой оперы потребовалось сильное средство — волшебник оперной сцены Ф. И. Шаляпин, превративший если не все, что есть безвкусного, вульгарного, псевдорусского, банального в опере, то все, что имеется в его партии или с ней соприкасающееся, — в чистейшее золото».

На следующий день та же «Речь», за подписью Григ. Тимофеева, известного музыкального критика, очевидно, писавшего и вышецитированную предварительную заметку, высказалась более развернуто. Критик очень резко оценил произведение Серова, полагая, что сюжет драмы Островского примитивно обработан в опере. «Вражья сила, стихийная сила дьявола, носителем которой является сначала Еремка, а через него Петр, осталась вне музыкальной концепции Серова». Зато, по мнению критика, Шаляпин сумел вернуть Еремку к тому образу, который создал Островский.

«Рослый, крепкий мужик с растрепанной головой, с загорелым лицом, в кожаном фартуке, в синей рубахе с засученными закоптелыми руками, в валенках с одной высвободившейся из-под них, спущенной штаниной, движения слегка подвыпившего, но уверенные, взгляд беспокойный — вот он одержимый злым духом кузнец Еремка. Таким он появляется во втором действии в избе на постоялом дворе. И вы сразу чувствуете, что перед вами не человек, владеющий собой, отвечающий за себя, а именно одержимый, подвластный злой стихии».

По утверждению критика, Шаляпин творит своего Еремку помимо Серова и делает эту фигуру, несмотря на ее внешнюю эпизодичность, центральной в спектакле.

Нетрудно заметить, что многие упреки в адрес оперы Серова, при том, что можно согласиться со взглядом об известной устарелости этого произведения, являются отзвуком вкусов части музыкальной критики и отражают воздействие новых направлений в музыкальном творчестве, ставших недавним достоянием публики. Н. Малков писал в журнале «Театр и искусство».

«Когда смотришь Шаляпина в роли Еремки, испытываешь смешанное чувство: с одной стороны, радуешься новому образу, созданному с такой поразительной правдой, с другой стороны, сожалеешь, что столь ценная художественная работа произведена над музыкальным материалом, совершенно не заслуживающим такой чести. Только талант Шаляпина может искусственно оживить это по заслугам забытое произведение. Развитое музыкально-эстетическое чувство современного слушателя совершенно не переносит безвкусицы, вульгарности и, главное, специфического псевдорусского стиля оперы Серова, тем более, что все эти коренные недостатки сопряжены еще с чисто дилетантской фактурой произведения. Единственным светлым пятном „Вражьей силы“ является картина масленичного разгула, набросанная талантливой рукой, но и она кажется значительно поблекшей после „Петрушки“ Стравинского».

Признавая, что Еремка в исполнении Шаляпина — «чудо, доступное только гениально одаренному артисту», Н. Малков все же приходил к выводу, что роль эта, лишенная движения образа, не дает возможности достичь таких высот, которые характерны для иных его созданий.

Так или иначе, спустя тринадцать лет после первого исполнения партии Еремки в Москве, Шаляпин вновь вернулся к ней и пел во «Вражьей силе» в последующие годы с неослабевающим успехом.