Шалопаи

Настаивать Клыш не стал. Уши Башлыкова и без того торчали в деле изо всех документов. Как говорится, – обвинение в хрустальной чистоте. Осталось найти самого.

А дальше – «По тундре, по широкой дороге!..»

Он увидел, что Фаина Африкановна и Сонечка встревоженно переглядываются. Оказывается, от полноты чувств запел вслух.

Клыш поднялся на этаж, в квартиру Граневичей. Дверь оказалась незаперта. Соседи по квартире уехали в деревню, Оськину мать отправили в очередной санаторий – вместе с внучкой, так что Светка хлопотала на кухне в одиночестве. Даже успела переодеться в бойкое канареечное платьице.

Голодный Клыш запустил в рот бутерброд с голландским сыром. Блаженно зажмурился.

– Как догадалась насчёт Соньки? – спросил он.

– А кому ж ещё?.. В комоде её пошуршала. А там, под комбинашкой, – пятьсот тридцать рэ. Два дня назад шарила – ничего не было. Да и откуда? Аванс сжевали, зарплата далёко. А тут аж пятьсот тридцать. Она уж с месяц на беличью шубку слюну пускает. И, как нарочно, – копейка в копейку. Девятьяров ей всегда висюльками подкидывает или заграничными шмотками отдаривается. А «левые» деньги – это через Башлыкова. А кому Оська поперёк горла?.. Всё срослось. – Светка всунула в кипящую кастрюльку горсть сосисок. Достала с полки длиннющую картонную пачку макарон – «трубочек». – Сначала, правда, в отказ пошла. Де как ты могла на собственную сестру такое подумать? Где твоя совесть? Голова болит, ничего не помню! Всё, как обычно.

– И как же ты её расколола?

– А то впервой. Правильный вопрос задала. Сковородкой по кумполу. Вмиг память вернулась.

Светка вытянула из холодильника банку лече, кильки в томате, поколебавшись, – баночку чёрной камчатской икры. Обеспокоенно скосилась на ходики:

– А точно, что придёт?

– Уже, – ответил Клыш. На лестничной клетке стали слышны звуки знакомых, пришаркивающих шагов.

При виде жены Оська жалко улыбнулся. Виновато повёл плечами.

– Явился, горе невдалое, – встретила его Светка. Оглядела неровные огненные кусты на мужней голове.

– Предупредили б, что в тюрьмах приличных парикмахеров нет. В следующий раз сама загодя подстригу, – в своей манере пошутила она. Втянула воздух. – Живо под душ! Тюрьмой провонял. И всю эту тюремную халабуду в помойку выкинь, чтоб глаза не видели.

Оська, не прекословя, прошаркал в ванную, – маленький, сжавшийся, с крапинками на пунцовом лице. Светка вскользь провела рукой по его лбу.

– Здрасте-пожалуйста. Ещё и температуру в дом притащил! – упрекнула она вслед.

– Света, – тихо сказал Данька. – Ты как-то отогрей его. Сама понимаешь…

– Его что, били? – она провела по губе.

Клыш кивнул.

Светка выругалась.

– Когда этот сволочизм закончится? – воскликнула она. – Поса́дите, наконец, эту пиявку Башлыкова или мне самой его отлавливать – со сковородкой?!

– Завтра и посажу, – пообещал Клыш.

Но арестовать Башлыкова, как собирался, Клышу не довелось. Рано утром ему позвонил Завидонов и передал указание райпрокурора: уголовное дело немедленно передать в прокуратуру – без производства каких-либо дополнительных следственных действий.

– Чего боялся, то и вышло, – прокомментировал Завидонов.

В тот же день директор комбината Горошко и секретарь парткома Павлюченок были приглашены на совещание в обком партии – с участием председателя горисполкома Девятьярова и представителей прокуратуры.

Обсуждалась чрезвычайная ситуация, сложившаяся на комбинате – флагмане химической промышленности, – в связи с возбужденным уголовным делом.

К концу дня Горошко с Павлюченком приехали на квартиру к Граневичу.

Дверь открыла Светка. Глянула исподлобья. Нехотя посторонилась.

– Ну, как наш болящийся трудящийся? – принуждённо пошутил Горошко, раздеваясь. В коридор вышел Оська с шарфом на шее, наскоро подстриженный.

– Эк тебя, бедолагу, ухайдакали в тюрьме! – в тон директору, огорчился Павлюченок.

Светка фыркнула злобно:

– Больше вас ни одна тюрьма не ухайдакает.

Визитёры смешались.

– Кофеёчком хоть напоите? – нашёлся Котька. – Разговор есть.

По знаку хозяина, все прошли в комнату, расселись.

– Сегодня приглашали в обком, – сообщил Горошко. – Обсуждалось уголовное дело по комбинату. С участием прокуратуры. Искали выход из сложившегося положения. Чтобы на честь комбината пятно не легло.

– Пятно на честь? – сыронизировал Оська – без выражения.

Горошко слегка насупился.

– Это был трудный разговор, Осип. И непростое решение. Я всячески тебя отстаивал. Требовал, чтоб уголовное дело закрыть.

– Зачем? – спросил Граневич.

– Что зачем? – не понял Горошко. – Тебе не хватило одного ареста? Вот это здорово! Вместо благодарности…

– А за что он должен вас благодарить? – бесцеремонно вмешалась Светка. – Оклеветали; ни за что посадили. А с негодяя Башлыкова как с гуся вода?

– С чего бы? – обиделся Павлюченок. – Как раз только что в машине обсуждали. Увольняем по статье. С драконовской характеристикой. Такой, чтоб никому впредь неповадно было! – он потряс кулаком. – Ну и всей этой комиссии, что подписала акт, начиная с Хоменко, – выговоры с занесением. В общем, я тут полностью на твоей стороне, Осип. Вроде как получился без вины виноватый.