Шалопаи

– Не-не-не! – остановил его Клыш. – Нам заднюю, с решёточкой, пожалуйста! На пассажирском сиденье этому ухарю теперь долгонько не ездить.

Подвёл перепуганного кладовщика к зарешёченной дверце и – всё-таки не удержался – вогнал внутрь коленом под зад.

Машина отъехала от СИЗО. Не дождаться следователю Завидонову главного обличителя.

В коридоре райотдела мотался меж дверями Фрайерман. При виде Клыша бросился:

– Даниил, беда у нас! Тебя уж все наши ищут.

Лицо его сделалось оторопелым, – он увидел Филёного.

– Знаю! Жди, – оборвал Клыш. Ввёл доставленного в кабинет, любезно указал рукой на стул.

– Это беспредел. Требую, чтоб сообщили прокурору или следователю Завидонову. Мне пообещали, что если добровольно заявлю, то вина снимается. И вообще у меня право на один звонок, – стараясь выглядеть твердым, потребовал Филёный.

– И виски с кока – колой!.. Ну что ты будешь делать с этими любителями западных детективов, – посетовал Клыш. Достал из сейфа папочку.

– В прокуратуру, конечно, сообщу, как положено. У нас и впрямь не дикий Запад… Сесть! – рыкнул он другим голосом – без ёрничества. Развернул папочку. Отделил сколотую пачку.

– Это, разлюбезный Яков Моисеевич, ваше заявление о том, что Вами накануне пожара в терем сгружены рулоны вискозного корда. С приложенной схемой, что и куда сгружал, – с Вашей подписью. А также накладная и сумма прописью. Очень немалая сумма.

Переложил налево.

– А это десяток показаний поджигателей. Насмерть стоят, что никаких товаров перед поджогом ни в сарае, ни возле него не было вовсе.

– Это ещё надо через очную ставку… – буркнул Филёный.

– Отличная мысль, – одобрил Клыш. – Я обеспечу, чтоб вы в камере встретились. Там и вопросы зададите, и ответы получите. Бандиты любят отвечать на вопросы. Особенно, когда на них чужое вешают.

Он переложил пачку следом – справа налево.

Поворошил оставшееся.

– А это копии приписок на 260 тысяч рублей. Не все, допустим, ваши. Но и того, что пытался на пожар списать, на расстрельную статью достаточно. Так что письма прокурору теперь будете писать из камеры.

Он потянул с подоконника бланк, принялся прокладывать копирками.

– Это чегой-то? – насторожился Филёный.

– Это статья 122 УПК. Постановление о задержании подозреваемого, – с прежней любезностью объяснился следователь. – Мы ж с Вами договорились, что всё делаем по закону. По советскому закону!

Филёный посерел.

– Товарищ следователь! Мне в тюрьму нельзя, – взмолился он. – У меня жена… Осложнённая беременность. Уж месяц в больнице на сохранении. И ребёнок у нас, с сахарным диабетом… На уколах живёт. Каждый день уколы инсулина. Кроме меня, некому… Ни бабок, ни дедок. Одна экстрасенша, которая только деньги тянуть горазда. А толку чуть. Умрёт ведь мало́й!

– Я сообщу в собес, чтоб за ребёнком установили уход. Если другого варианта не останется, поместят в спецучреждение или выделят медработника…

– Да какой ещё собес?! – Филёный вскочил. – Башкой-то раскинь, что такое сахарный диабет. Взрослые, чуть не досмотри, как мухи мрут. А тут малыш! Вдвоём с женой тянем. Жена, если узнает, сама сбежит недолеченная!.. Где-нибудь по дороге и родит. Ну хошь, на колени бухнусь?!

Клыш, поджав губы, продолжал заполнять постановление о задержании.

– Да человек ли ты?! За что впился клещем? – вскричал Филёный. – Что угодно подпишу, только не сажай! Каждый день – по вызову, без вызова – являться буду. Не сбегу, поверь! Куда мне от мало́го?

– Хватит на жалость брать! – хлестанул Клыш. – Один ротозей тебе уж поверил, теперь сам сидит!

– Какой ещё?.. – пролепетал Филёный.

Клыш рывком придвинулся, глаза в глаза.

– Ты за что Граневича оклеветал?! – прошипел он.

Филёный отшатнулся подальше от этих бешеных глаз. Забормотал:

– Не хотел я! Он же и впрямь меня выручил. Как же можно было на такое злом ответить?!

Сам понял, что вышла белиберда. Отёр пылающее лицо.

– Если расскажу, как было, не посадите?!

– Не торгуйся, – Клыш подтянул к себе протокол допроса подозреваемого. – Будешь говорить?

– Куда ж теперь деваться? – Филёный всё время со страхом косился на недописанное постановление о задержании. – С чего начать-то?

Из кабинета главного инженера Филёный вышел полный благодарности и даже умиления, – он и не надеялся, что отделается столь легко. Вернувшись в стройцех, охотно рассказывал о выпавшей удаче. Слушатели пожимали плечами, кивали недоверчиво:

– Скажи, пожалуйста, каков Граневич. Лихо ты его уломал.

Кое-кто подмигивал:

– Это сколько ж ты ему занёс?

Филёный краснел и возмущался.