Шанс, в котором нет правил [черновик]

— Да. Я у него веселую девицу отбил. — как хорошо, что он этого не знал, когда пошел разговаривать с Волковым. Как хорошо, что он не знал. Молоствов не разбирается в делах СБ и может себе позволить в них не разбираться, он администратор от богов. И уже инициирован. А Ганжа нет. И он трус. Он никогда бы на такое не пошел без санкции сверху. С самого верху, от своих. Из Аахена. Без них — ни ради какой мести.

Как здорово, что он и в машине, и в Цитадели с самого начала легендировал всю эту затею, как атаку на себя. Потому что, скорее всего, это была атака на Волкова. Вернее, в том числе и на Волкова. На того, кто попадется.

Олег наблюдал за этой беседой с растущим удивлением. Он действительно был существом оранжерейным, но, в силу саратовской патриархальности, куда менее оранжерейным, чем считал коренной москвич Габриэлян. Ему доводилось и «стукаться» — до первой крови, сам на сам, только кулаками, — и — в куда больших количествах — наблюдать чужие стычки. Так что он точно, и отчасти по опыту, знал, что человеку в таком состоянии положено лежать где-нибудь в уголке, дышать сквозь зубы и тихо ждать, пока подействует анальгетик. А не сидеть верхом на стуле, пить чай — в который никто и не подумал ничего добавлять — и вести связную беседу.

Габриэлян прихлебывал ледяной чай, продолжая пристально смотреть на нервно елозящего по стулу мальчика.

— Олег, — сказал он, допив и вернув чашку на поднос. — То, что вы сейчас видите — результат компромисса между мной, Аркадием Петровичем и теми людьми, которые хотели моей головы, и для кого ваша голова была просто мячиком в игре против меня. Не то чтобы я хотел вызвать в вас чувство вины — в конце концов, это бы произошло рано или поздно, вы послужили только поводом. Но вы должны понять — не услышать от меня или кого-то еще, не усвоить механически, а именно понять, что происходит.

Суслик начал мягкими, но все более усиливающимися движениями втирать массажный посттравматический гель в разбитые мышцы начальника. По комнате пронесся запах мяты и шалфея, от длинных пальцев Суслика по плечам распространялся приятный ментоловый холодок.

Габриэлян всмотрелся в лицо Олега и прочел на нем вещь для дела сугубо вредную: безудержное подростковое восхищение его, Габриэляна, крутостью.

Только этого не хватало.

Кажется, Волков оказался прав. Агнцем парень почти наверняка не был. Его А-индекс был ошибкой системы, как и все еще довольно высокий А-индекс самого Габриэляна. Машина фиксировала отсутствие корыстных мотивов, не понимая — железо есть железо — какими интересными могут быть мотивы бескорыстные. С высокой вероятностью Олег был не ягненком, а волчонком, для которого понятие «моя стая» превалировало над абстрактными этическими ценностями. Он учинил диверсию в ЦСУ ради Али, числя ее в своей стае. Миллионы других Аль, проходивших через Лотерею до нее, и миллионы, которые пройдут после, для него не существовали. Об имеющем место быть порядке вещей он вообще не задумывался до того момента, как этот порядок ударил по нему.

Пятнадцать лет — время отчаянного поиска себя и столь же отчаянного подражательства… И если бы Габриэлян мог посоветовать этому мальчишке пример для подражания — он вычеркнул бы из списка и себя, и Короля, и Суслика. Потому что Король — сам «зеркало», Суслик — тень от тени прежнего Кесселя, а таких как Габриэлян следует хранить в темном прохладном месте в горизонтальном положении и соответствующей деревянной таре. Первоначальным замыслом было сплавить чертова вундеркинда хоть тому же Энею, благо у него в списках уже значится один такой. Но приказ от Волкова уже получен, а вот теперь Габриэлян и в лице Олега прочел встречный порыв — который находил совершенно неуместным и дурацким.

— Вы не можете вернуться обратно, Олег. У вас есть два варианта: либо не жить вообще, либо жить в нашем мире. Оба я в силах вам обеспечить, первый — безболезнненно и быстро. Второй, увы, нет. Я хочу, чтобы вы еще раз внимательно рассмотрели меня прежде, чем я оденусь, и как следует уразумели: здесь так принято. Причем это еще самый удачный вариант. Демонстрация, для посторонних. Если после первой ошибки вы получите то, что получил сегодня я — вы должны будете радоваться, что легко отделались. Если расплатой за вашу оплошность будет пуля в голову — уже я порадуюсь, что вы легко отделались. Потому что большинству первый же промах обходится намного дороже. Мне был отдан приказ взять вас в команду (да закрой же ты рот, Миша — да, ты не ослышался) или убить. Я хочу вас предупредить, что это почти одно и то же.

— Возьмите меня, — прошептал мальчик. — Пожалуйста.

Это была горячая, почти страстная мольба — но не крик приговоренного о пощаде, а просьба оруженосца, чтобы господин взял его в бой. Движения Суслика замедлились. Король задумчиво жевал губу. Габриэлян вздохнул.