Впрочем, первым испытанием для этого брака стала смерть Аршаны. Тадеус, только пришедший в себя после гибели отца и дяди и своего внезапного восшествия на престол, впал тогда в настоящее безумие. По стране прокатилась волна арестов. Подозревали всех и вся. Говорят, даже спальню императрицы обыскали. Слухи, конечно, но после показательного обыска у Жельгая, троюродного дяди императора, Фэльма ничему бы не удивилась.
Маргаша сетовала, будь ее воля – уехала прочь из столицы. Но отъезд в такое время был равносилен признанию, а потому двор боялся, но продолжал ездить на приемы, где вместо слуг по стенам теперь стояли солдаты.
Подозрениями все и закончилось. Смерть признали естественной, следствие закрыли, но кипы листов допросов и унижение знати остались.
Как жаль, что сестры сейчас нет в стране. И дернула же ее бездна уехать на воды, когда ее любимому племяннику грозит казнь. Фэльма давно мучилась сомнениями написать и попросить помощи у мужа сестры, но каждый раз откладывала. Дражайший родственник не пользовался любовью императора, да и сама Маргаша не смогла снискать расположения венценосной семьи.
По странной прихоти при дворе прижилась Фэльма. Ее охотно приглашали на приемы, звали на семейные обеды. В детстве Тадеус часто играл с ее сыном – два года разницы не мешали им дружить. Леон, как старший, привык опекать принца. Фэльма подозревала, что он все еще видит в императоре младшего непутевого брата, не осознавая, что тот давно вырос и за его спиной мощь целой страны.
Глупый мальчишка! Стоит только Тадеусу увидеть, какими глазами его кузен смотрит на девчонку… Из одной только зависти отправит гнить в тюрьму.
Она видела, как Леон дернулся, когда девчонка вышла из комнаты. Еще чуть-чуть – и побежал бы догонять. Видела она, заметят и другие. Свет благосклонно принимал чужие страдания, но как огня боялся чужого счастья.
Фэльма усмехнулась. Никогда не верила, что ее всегда спокойный, рассудительный сын потеряет голову. Пока в переносном смысле, но если она останется в стороне, то и в прямом. Не спасут даже родственные связи и то, что их род несколько раз удостаивался чести войти в правящую династию, а в чертах Леона только слепой не заметит схожести с внешностью императора.
Она потерла лоб. Бедна, как раскалывается голова от этих мыслей!
– Мне не удалось добиться встречи с ним.
Леон, стоящий около окна, резко повернулся. Всмотрелся в лицо матери.
– Когда ты последний раз спала?
Давно, но она успеет выспаться, когда все закончится.
– Я видела обвинение и приказ об аресте. Знаешь, у меня есть свои связи в управлении. Так вот, – она приподнялась, села на диване, – ты абсолютно, совершенно и бесповоротно сошел с ума. Не пойму, чего ты добиваешься? Чтобы ее арестовали здесь, в нашем доме? Чтобы род ВанДаренбергов был навечно запятнан браком с убийцей? Ты подумал о своем брате, обо мне?
Леон виновато улыбнулся, сел рядом, взял ее руки, поднес к губам, поцеловал, и Фэльма ощутила, как задрожали губы, а глаза защипало от слез.
– Глупый мальчишка, – фыркнула, вырвала руки, отвернулась, скрывая заблестевшие глаза.
– Мама, прости.
Тихий голос сына заставил сердце сжаться от мучительной нежности.
– Я все исправлю, обещаю. Только прошу, помоги Шанти, – Фэльма дернулась, точно от удара. «Шанти, не Шанталь», – промелькнуло в мыслях.
– Вы очень похожи.
Фэльма удивленно вскинула брови и оскорбленно посмотрела на сына. Тот ответил понимающей улыбкой.
– Как и ты, она кажется сильной и никогда не признается, что ей нужна помощь.
Фэльма едва заметна поморщилась. Намек сына вышел более чем очевидным. Год назад она имела глупость связаться с аферистами, вымогающими деньги под благотворительные цели. Не одна, конечно, но совместное одурачивание не менее обидно, чем одиночное. К сыну она постеснялась обратиться. Три оскорбленные, жаждущие вернуть деньги дарьеты наняли пару ловких парней. Дело закончилось трупами как со стороны наемников, так и со стороны аферистов. А еще названными во время допроса именами нанимательниц – один из оставшихся в живых наемников раскололся в надежде, что дело замнут. Замяли. Но Фэльма пережила несколько неприятных дней и один весьма громкий разговор.
И вот теперь сын просит помочь той, которая уже разрушила их жизнь!
– Я виноват перед ней.
Фэльма видела сына разным, но извиняющимся… Пожалуй, только в детстве. Муж, помнится, шутил, что в сыне больше черт императорского рода, чем в его высочестве.
– А без твоей помощи ей не справиться.
И еще реже он просил о помощи. «Удивительно самостоятельный мальчик», – говорили приятельницы, и она старательно скрывала гордость за сына.
Фэльма улыбнулась, ровно как в детстве, взъерошила короткие волосы сына.
– Детеныш, – грудь защемило от давно забытого прозвища, – я всегда на твоей стороне.