Шатер отверженных

Кристина быстро пролистала аккуратные записи, сделанные Кирюшей; он подробно описывал все, связанное с лже-Кристиной. Времени читать внимательно не было, и она только задержалась взглядом на знакомых и незнакомых словах «фамильяр», «хостильер» и «яггер» и на сценах разговора лже-Кристины с призраком из ноутбука и с Капюшоном на автобусной остановке у школы.

По рукам снова побежали мурашки, но на этот раз – от тревоги за брата.

– А она в курсе, что ты про нее знаешь? – спросила Кристина. Что сделает с Кирюшей фамильяр, если выяснит, что он ее раскусил?

– Не знаю. Наверное, да. Она нашла в подвале ручку с динозавром, которую я уронил, и принесла домой. Но никак не показывает, что знает, что я знаю.

– Ты… это… осторожнее с ней. Она – страшное существо!

– Фамильяр, – педантично поправил Кирюша.

– Фамильяр и есть страшное существо. И лучше бы, конечно, чтобы она даже не догадывалась, что ты ее раскусил.

Несколько мгновений Кирюша не мигая смотрел на Кристину, и ее даже снова охватило знакомое сомнение, а понял ли брат хоть что-то из ее слов. А потом Кирюша сморгнул и спросил:

– Это значит, ты не останешься?

– Нет, – вздохнула Кристина.

– А почему? Ты не хочешь?

– Хочу, – ответила девушка и сама поразилась тому, насколько это было искренне. – Очень хочу! Но не могу.

– Почему? – в своей занудной настойчивой манере продолжил выспрашивать Кирюша, только на сей раз это Кристину больше не бесило.

– Потому что фамильяры вытесняют человека из его жизни…

– Почему? – перебил Кирюша.

– Не знаю, – ответила Кристина, решив не загружать брата соображениями о лишних людях, которые оказываются наиболее уязвимыми мишенями для охотящихся за обычной жизнью фамильярами. – Видимо, мне просто не повезло, – криво усмехнулась она, списывая свою вину на внешние обстоятельства, и продолжила: – Так вот, когда фамильяр вытесняет человека из жизни, ему там просто больше нет места. Даже если я сейчас останусь, меня все равно никто не увидит и не услышит. Кроме тебя. И через какое-то время я просто исчезну. Единственное место, где я еще могу оставаться в живых, – это в цирке.

Кирюша помолчал, сосредоточенно обдумывая услышанное, а потом спросил:

– Ты никогда не вернешься?

– Ну, я же вернулась сегодня, не так ли? – попыталась улыбнуться Кристина, но задрожавшие губы все испортили.

– Ты никогда не вернешься навсегда? – педантично поправил Кирюша, как всегда, понявший все слишком буквально и решивший уточнить вопрос.

– Я… я буду пробовать, Кирюш. Я не знаю, что нужно сделать, не знаю, как все исправить, но я буду очень, очень стараться, – дрогнувшим голосом ответила Кристина, смаргивая слезы. Задним числом подумала, что, возможно, лучше было соврать. Кирюша – еще ребенок, да к тому же особенный; зачем ему жестокая правда? Лучше сказать то, что ему хочется услышать, и хоть на время его успокоить. Почему она этого не сделала?

Лицо брата расплывалось перед глазами, но его расстроенное выражение живо напомнило лицо Апи, хотя во внешности у мальчишек не было ничего общего. И Кристина наконец-то сделала то, о чем неоднократно думала, каждый раз прижимая к себе льнущего к ней «обезьяныша», – обняла Кирюшу и притянула его к себе.

Непривычный к ласке сестры и вообще к тесному телесному контакту с людьми, брат сначала дернулся, напрягся и застыл. Он мог сам инициировать телесный контакт, но когда его начинали другие, это заставляло Кирюшу нервничать. И все же через несколько мгновений он расслабился, а потом и вовсе обхватил Кристину руками за шею и сам теснее прижался к ней. Прямо как сделал это недавно на кухне в порыве сильных эмоций.

– Я хочу тебе помочь, – прошептал Кирюша в шею Кристине, и та невольно хихикнула от теплой щекотки.

– Ты уже помогаешь, – ответила она.

– Как? – грустно спросил брат, не делая ни малейшей попытки отстраниться. – Ты даже не знаешь, что нужно делать, чтобы ты смогла вернуться.

– Я думаю, до тех пор, пока ты помнишь, что я – настоящая я – есть, я не исчезну. Ты мой якорь, Кирюш. Я за тебя держусь.

Они еще долго стояли обнявшись, в своей собственной, только что найденной тишине, которая окружила их, несмотря на музыку из колонок и звуки скандала из соседней комнаты. И прервать этот особенный момент мог только один голос, такой знакомый и в то же время такой чужой одновременно, который внезапно прозвучал от дверей:

– Ну надо же, какая трогательная встреча!

* * *

Фьор долго бродил по безлюдным улицам, едва ли замечая что-то вокруг. На душе появилась непривычная легкость, и ему требовалось время, чтобы осмыслить и уложить ворох эмоций, которые всколыхнул короткий разговор с Ирой. Разговор, который произошел, хотя он на это никогда особо не надеялся.

«Вот уж правда – чудеса случаются», – усмехнулся Фьор. Хотя, казалось бы, в «Колизионе» он давно должен был привыкнуть к чудесам. Но цирковые чудеса были совсем не теми чудесами, которых ему хотелось на самом деле.