Фаерщик подкрепил свое заявление мощным выплеском огня. Пламя вокруг взвилось, и Фьору показалось, что еще немного – и оно вырвется из-под его контроля.
Отчаянно пытаясь совладать со стихией, которую только что выпустил, Фьор сливался с пламенем, становился с ним одним целым и пытался мягко взять его под контроль. Однако это пламя казалось слишком буйным, слишком неподконтрольным. Это не Фьор держал огонь, это огонь держал Фьора. Держал все крепче, пока перед глазами не поплыли круги, а в ушах не зашумело. А затем сквозь шум раздался чей-то голос, но Фьор не расслышал слов и не мог сказать, был ли это тот самый загадочный собеседник, до которого он хотел достучаться.
Фаерщик запоздало подумал, что если он смог докричаться до того, другого, то тот вполне может в этот раз оказаться сильнее и не просто говорить с ним, а взять его под контроль, превратить в послушный инструмент и заставить делать все, что ему надо. Например, избавиться от Крис…
И это была последняя осознанная мысль Фьора, прежде чем он слился с огнем и потерял себя.
Глава 20
Кристина не помнила, как вернулась в «Колизион», все расплывалось перед глазами, и голова была как в тумане. Появление фамильяра в их квартире хоть и было вполне ожидаемым, но тем не менее стало шоком. Снова увидеть напротив себя свою копию, но при этом не точную, а словно улучшенную версию – с таким не каждая психика справится!
Кирюша так крепко вцепился в нее руками, что Кристина испугалась: не отпустит! Не отпустит, устроит сцену, прибегут мама с отцом, увидят двух Кристин – и начнется светопреставление. А Кирюшу потом затаскают по врачам и мозгоправам и напичкают лекарствами. Нет, нельзя так подставлять свою семью!
И Кристина заставила себя уйти. Не сказала ни слова своему фамильяру, не задала ей ни одного вопроса. Даже не вспомнила о том, что у нее мелькали амбициозные мысли вынести из этой ночи что-то полезное, что может помочь ей избавиться от своего ненавистного двойника. Только поцеловала Кирюшу в макушку, шепнула на ухо: «Я буду очень стараться вернуться к тебе! Я обещаю!» – и ушла, ничего не видя перед собой, кроме размытых от слез очертаний, и лишь ощущая торжествующий взгляд фамильяра, подталкивающий ее в спину.
Ноги сами принесли Кристину к стадиону. Ночь стерла все краски, не было фиолетовых полос на полосатом шатре, не было ярких разноцветных киосков и палаток цирк-тауна. «Колизион» выглядел не пустым, а заброшенным, словно его покидали в спешке, и все вокруг было черным, как… как в «Обскурионе»! От этого пугающего сравнения Кристину даже выбросило из кокона печали и апатии, и она торопливо заозиралась вокруг, просто чтобы убедиться, что это по-прежнему «Колизион».
Судя по царившей вокруг тишине, безлюдью и отсутствию света в окнах трейлеров и автобусов, большинство артистов еще гуляли в городе, наслаждаясь цирколунием. Что ж, тем лучше, не придется ни с кем говорить, обмениваться бессмысленными фразами и морщиться от чужой радости. Можно хоть ненадолго остаться со своей болью один на один.
Кристина едва заметила, как прошла сквозь невесомую пелену, окружившую цирк в эту ночь, и не почувствовала ничего особенного, преодолевая невидимую, но такую значимую преграду.
Фиолетовые полосы большого шатра, киосков и палаток по-прежнему казались черными. Черные флажки, которые – Кристина это точно знала! – при свете дня были разноцветными, вздрагивали от легких прикосновений прохладного воздуха поздней осени. Когда она проходила мимо тира, один из призов, заводная обезьянка с музыкальными тарелками, вдруг ожил и издал звенящий удар. Кристина вздрогнула, посмотрела на раскрашенное личико примата, поняла, что просто сработали остатки завода механизма, и пошла дальше, оставляя цирк-таун позади и приближаясь к вытянувшемуся вдоль обочины автокаравану.
Кристина не сразу поняла, что нечто обрушившееся сзади на ее голову – это удар. Просто затылок прошило сильной тупой болью, разом отнялись ноги, и она рухнула на землю, все еще не понимая, что происходит.
Перед глазами все плыло, боль в голове смешалась с полной растерянностью, а тело словно включило автопилот, пытаясь собраться и подняться. Руки и ноги скользили по земле, не находя опоры, в ушах звенело, перед глазами мелькали смазанные пятна. Единственная родившаяся в голове мысль – позвать на помощь – никак не могла трансформироваться в действие, горло просто сжималось, и из него не вылетало ни звука, несмотря на все попытки.
Резкая, острая боль, такая непохожая на ту, которая обрушилась на затылок, обожгла плечо, а затем ногу.
Кристина продолжала пытаться куда-то ползти, но едва ли это осознавала, управление телом взяли на себя чисто животные инстинкты, о наличии которых она, пожалуй, и не подозревала.