Шатер отверженных

Кирюша посмотрел на ту, которая так напоминала его сестру. Те же голубые глаза, те же черные брови, те же пепельно-белые волосы. Но она красилась как-то по-другому, и одевалась по-другому, и прическу делала другую – и потому была совсем непохожа на Кристину. И Кирюша просто не понимал, как этого никто больше не видит. Впрочем, он не удивлялся, что этого не видит папа, он вообще мало что замечал. А маме слишком нравились перемены в лжедочери, и она была только рада. В школе же Тину, похоже, побаивались. До Кирюши доносились слухи о крупных неприятностях, случившихся с Кристининой одноклассницей, одной из тех, которая никак не могла запомнить его имя и называла его Форрестом; болтали, что она лежит в психиатрической клинике. И Кирюша ни на миг не сомневался, что это дело рук Тины.

Возможно, и Юрка тоже. Поразмышляв над этим вопросом, Кирюша пришел к выводу, что его Кристина не довела бы Юрку до такого жуткого состояния, она все-таки добрая. А вот Тина – она могла. А Юрка, кстати, после их разговора на лестничной площадке снова перестал ходить на уроки, и Кирюша гадал, не он ли в этом виноват; может, это их беседа так сильно выбила Юрку из колеи, что его снова пришлось вести к врачу? Следующий раз, наверное, лучше с ним вообще не говорить. Или, наоборот, лучше поговорить и еще раз попробовать успокоить? Как поступить?

От невозможности понять, какое решение будет правильным, Кирюша нервно затеребил край скатерти, и взгляд зацепился за размахрившиеся стежки по краю. Если присмотреться, можно даже увидеть тонкие волокна, отходящие от выбившейся нитки…

– Кирилл! О чем задумался? – Голос Тины вернул его в реальность из мира мелких деталей. – Кушай сушки! Твои любимые!

– Я люблю ванильные, – тихо сказал Кирюша и еще тише добавил: – И моя сестра всегда это знала.

– Ванильных не было, – не моргнув глазом ответила Тина, игнорируя его замечание про сестру.

Кирюша поднялся из-за стола и вышел из кухни. А в дверях сказал себе под нос:

– А еще моя сестра никогда не называла меня Кириллом.

* * *

Когда на горизонте показались приземистые силуэты окраины Верходновска, Кристина начала всерьез опасаться за то, что сердце вот-вот выпрыгнет у нее из груди. Во всяком случае, на ребрах изнутри точно останутся синяки – с такой силой оно билось!

Самое интересное, что открывшийся вид Кристина не узнавала; они почти никогда не выезжали за город, так что панорама Верходновска на горизонте вовсе не была для нее привычной. Но она знала, что это ее родной город, и этого знания хватало, чтобы заставлять все нутро скручиваться в тугой узел.

Кристина так волновалась, что почти не обращала внимания на то, какие перемены происходили совсем рядом. А перемены, пусть и невидимые, были значительными.

Настроение Рионы стало совершенно другим, теперь бывшая танцовщица выглядела спокойной, расслабленной и даже какой-то легкой. Можно было даже сказать, что она казалась счастливой, хотя, пожалуй, это уже перебор – в «Колизионе» не было счастливых людей. А еще Риона упорно тренировалась жонглировать самыми разными предметами. В ход шли шарики, мячики, тарелки и булавы, но ни с чем у нее не выходило так ловко, как с лампочками. Однако Риона упорно продолжала пробовать, уж очень ей не хотелось признавать, что ее новый дар жонглирования завязан на Вите.

Насколько улучшилось настроение Рионы, настолько оно ухудшилось у Джады. Травма, которую та получила во время выступлений, оказалась серьезнее, чем это выглядело на первый взгляд. Джада делала растяжку каждую свободную минуту, пытаясь наработать потерянное. Со стороны казалось, что у нее все получается, но гимнастка оставалась недовольна. И, видимо, винила во всем Кристину – неприязнь Джады словно вышла на новый уровень! Она стала все чаще бросать злые взгляды и комментарии, демонстративно игнорировала Кристину, но при этом исподтишка постоянно наблюдала за ней с каким-то непонятным напряжением в глазах, словно в любой момент ждала от нее какой-то пакости.

Кристина, конечно, все видела – но будто лишь краем сознания. Чем ближе они подъезжали к ее родному городу, тем меньше все это имело для нее значение. Потом она разберется с ненавистью Джады. Но не сейчас.

«Вот я и вернулась, – повторяла Кристина про себя, когда за окнами потянулись унылые складские постройки окраин, а впереди уже показались знакомые жилые высотки и приземистые коробки магазинов. – Вот я и вернулась… Правда, совсем не таким я представляла свое возвращение».

Казалось, с тех пор как она уехала, прошло не несколько недель, а целые годы! Разумом Кристина понимала, что городок совершенно не изменился, но сейчас она смотрела на него новым взглядом, и он казался совершенно другим. И это лишь сильнее напоминало ей о том, как, должно быть, сильно изменилась она сама.