Щи и жемчуг

И мы еще долго обсуждаем, смотрим цвета, оттенки, думаем, как сделать лучше. В конце концов, мама говорит:

— Ладно, это завтра доделаю. Давай поедим?

Я прихожу из школы искусств, дома никого нет, но меня встречает мой пушистый белый кот. Он совершенно глухой, но всегда сидит у самой двери к моему приходу. Наверное, прибегает на стук моих шагов. Сейчас я буду зажигать свет во всей огромной квартире, потому что одной страшновато в темноте. Главное — выключить свет до прихода бабушки, иначе обязательно получишь: «Для кого жжем?!» Чувствую большую усталость, хочется просто уснуть, но нельзя, потому что надо еще сделать уроки.

Или вот захожу в квартиру вечером, а там мама с самого порога:

— Соня, а мы без тебя потолок не белили! Тебя ждали!

Я ужасно рада, ведь белить потолок очень интересно. Тем более, у меня такое козырное место: я сажусь на старый холодильник, с которого можно идеально дотянуться до потолка и работать с удобством. А еще: это мой потолок и я его крашу.

Старые окаменевшие обои снимать тоже очень интересно, только ногти жаль. Но у меня есть нож и энтузиазм. Случайно нахожу рисунки, которые сделала в 3 года. Домик и тропинка к нему.

Клеить обои тоже здорово. Мы с мамой разводим клей в ведре, раскладываем обоину на полу, мне разрешено распределить клей по поверхности, а затем аккуратно прикладывать кусок по рисунку. Пока мама держит наверху обои, моя задача — разгладить все полотенцем, убрать излишки клея.

Обои висят до сих пор. Стыки идеальные, а швы нигде не разошлись.

— Мам, а как переводится это слово?

— Посмотри в словаре.

— Но ведь ты знаешь!

— У тебя есть словарь, посмотри.

Яростно листаю англо-русский словарь с тончайшими, будто шелковыми страницами. Но с каждым разом чувствую все меньше недовольства и все больше — интереса.

— Если не получается, ищи решение другим путем.

— Но я ничего не понимаю!

— Тогда читай параграф.

— Там тоже ничего непонятно!

— Читай раз, читай два, читай сто — до тех пор, пока не станет понятно.

В бешенстве читаю раз за разом и страшно злюсь.

Через несколько лет буду сидеть над курсовой, мучиться с терминами и сложными текстами, перечитывать статью по многу раз и самой себе говорить: «Читай раз, читай два, читай сто»…

XIV

Я часто остаюсь одна. Дома или на даче, но никто за мной не следит. Особенно летом. Мама работает, потому что световой день длинный и можно долго рисовать. По субботам она рисует портреты на улице на заказ. Бабушка почти все лето проводит на даче: сеет, полет, поливает, ругается с дедом, когда он выпивает.

Наш дачный дом стоит на самом берегу пруда: большие каменные глыбы вынуты на берег: спуск к воде очень резкий, я сажусь на корточки и потихоньку аккуратно скатываюсь по гладкой поверхности камней. Главное — не поскользнуться, потому что края глыб бывают очень острыми, и, если соскользнешь, то сразу окажешься в воде и обязательно больно расшибешься.

В воде много интересного происходит в разное время лета. Когда — плавают в ней полупрозрачные скользкие лягушачьи икринки, когда — из икринок вылупляются маленькие головастики.

За ними забавно наблюдать: у кого-то уже есть одна лапка, а то и две, у кого-то отчетлива видна голова и есть одна лапа, кто-то уже совсем лягушонок, но еще с хвостом. Я ловлю их сачком, сделанным из низа бутылки. А потом отпускаю обратно, вдоволь наглядевшись на эту лягушачью эволюцию.

Этим же сачком хорошо ловятся на хлебные крошки блестящие мальки. Их я тоже выпущу назад, ведь их не ест даже кот. Он разве что заигрывает маленьких рыбех на крыльце, развлекая всех своими прыжками.

А когда — множество улиток всех размеров, слепленных между собой, их я пытаюсь тщетно заставить размножаться в неволе, но мне ничего не удается.

Иногда — маленькие зелёные ящерки, быстро и юрко сбегающие от тебя, оставляя в руке только кусочек дергающегося хвостика.

Сегодня — водомерки. Их всегда много, они стремительные, как конькобежцы, скользят в разные стороны, оставляя за собой круги на воде. Их никогда не удается поймать.

Неожиданно вижу какое-то шевеление: красивая голубая стрекоза лежит в воде и смущает водяное товарищество. Ее дергают, кто-то пытается куснуть. Непонятно, жива она или нет. Я вынимаю жертву из воды: вдруг еще есть шанс?

Поднимаюсь по крутому отвесу к дому и бережно несу стрекозу. Она очень хрупкая, тельце издает звук чего-то полого, если на него нажать. Одно нижнее крыло сломано.

У дома я разглядываю переливающееся тельце и блестящие слюдяные крылья. Сдуваю капли воды с них в надежде помочь.

Вдруг вижу: стрекоза оживает! Еще немного — обсыхают крылья, лапки становятся цепкими, как липучки.

Наконец, издавая звук маленького пропеллера, моя пленница взлетает. Я наблюдаю за ее полетом на фоне высоких солнечных сосен и чувствую огромную радость.

«Даже не попрощалась!» — думаю я и вижу, как стрекоза возвращается ко мне и садится на плечо: голубая, блестящая, со сломанным крылом, чтобы снова, стрекоча, улететь в сторону леса.

XV

Мне пять.

— Поехали к маме в сквер! Одевайся, — весело говорит бабушка.