– Не «кем», а «кому», дитя. Им всем. Учи язык, девочка, иначе белый человек в выглаженных джинсах поправит тебя. Он думает, что помогает тебе, бедняжка.
Это тоже было очень странно. Тетя Лусия почти не говорила по-английски. А у этой был американский акцент.
–
– Никому. Никому из них. Ты же знаешь, почему я снова и снова должна тебе это повторять? Они забрали тебя. Использовали тебя. Выбросили на помойку. В следующий раз помни, что я тебе сказала.
– Никому? Почему ты считаешь, что они все плохие?
– Нельзя прожить столетия, не накопив в шкафу кучу скелетов, правда, Мария?
Она – порождение сна, которое – Мария чувствовала это – действительно было ее тетей Лусией, вырастившей ее, но которая сейчас ничуть не походила на ее любимую тетю, – посмотрела прямо на Марию.
Скелеты у Марии были. Ее скелеты и их клоны лежали друг на друге штабелями, как дрова. Но это было что-то новое, приключение, свежее начало. «Дормире» не предназначался для перевозки скелетов.
– Если вы, дети, не перестанете ссориться, я поверну этот корабль обратно, – сказала тетя Лусия, и сразу же рядом с ней оказались Хиро, Вольфганг, Поль, капитан Катрина и Джоанна; все они как бы стояли в свете прожектора, но он не освещал их, а только отбрасывал тени. Отчетливо видны были их силуэты – от высокой фигуры Вольфганга до сгорбленного маленького Поля. Они ждали ее в темноте.
– Я бы хотела понять, тетя Лусия, – сказала Мария.
– Поймешь, девочка. Я только надеюсь, что поймешь вовремя. Держи наготове ключи от этой клетки с раками-отшельниками, они тебе понадобятся, – сказала тетя Лусия и перегнулась через подлокотник за цепной пилой. Маленькая пила у нее в руках выглядела на месте. Лусия встала и выпрямилась. – Осторожнее, Мария.
У ног Марии рак-отшельник тащил через порог свою раковину, осторожно шевеля усиками.
– Здравствуй, дружище, – сказала Мария.
Ядокари
Мария проснулась внезапно. Было уже поздно, и ей что-то следовало сделать. Она выскочила из постели и была на ногах раньше, чем вспомнила, кто она и что здесь делает. Она посмотрела на часы на своем тусклом терминале. Пять утра по корабельному времени. В голове стучало.
Она подошла к раковине и плеснула воды в лицо. Ей нужен доверенный человек: одна она не справится. Она хотела бы довериться Джоанне, но врач шла к тому, чтобы обвинить себя по меньшей мере в одном преступлении. На кого Мария может рассчитывать?
Негромко зазвенел ее планшет: пришло текстовое сообщение. Может, Джоанна дозрела, чтобы поговорить о сегодняшней находке. Или капитан бросила Вольфганга в карцер за убийство. А может, кто-то еще не спит в эту несусветную рань.
Сообщение от Хиро.
НЕ СПИШЬ.
Она взглянула на камеры.
ДА. ЭТО РИН СКАЗАЛ ТЕБЕ, ЧТО Я НЕ СПЛЮ?
НУ ДА.
Мария застонала. Слежка посредством ИИ – малоутешительно.
ТЫ НЕ ПРОТРЕЗВЕЛ?
НЕТ, У МЕНЯ ПОХМЕЛЬЕ. ПОХМЕЛЬЕ. НЕМНОГИМ ЛУЧШЕ ОПЬЯНЕНИЯ. НО ОПРЕДЕЛЕННО КУДА ОГОРЧИТЕЛЬНЕЕ.
– Боже мой, он хочет, чтобы я с помощью Беге сварганила ему лекарство от похмелья, – пробормотала она. Потом написала:
ЧТО ТЕБЕ НУЖНО?
ПОЙДЕМ ПОГУЛЯЕМ.
Она скорбно посмотрела на кровать. Похмелье Хиро – совсем не то, что ей сейчас нужно. Но он единственный бодрствует; к тому же у всех остальных как будто своя повестка дня. И, вероятно, они спят.
Планшет звякнул: Хиро хотелось поговорить.
– Жеваный крот, Мария, почему ты заставляешь меня печатать в такую рань?
– Это ты меня вызвал, – ответила она.
– Ты всегда на высоте морально. А, мисс совершенство?
– А ты опять вот-вот выставишь себя дураком, – раздраженно сказала она. – Тебе нужно мое общество или нет? Я с удовольствием снова лягу. И перестань заставлять ИИ шпионить за мной.
– Я только спросил его, спишь ли ты. И прости, что был таким придурком. Виню во всем похмелье. Официально приношу извинения. Запиши это в мое досье. Я очень хороший человек. Кстати о хорошем, давай пустимся в приключения. Свалимся в кроличью нору и навестим Чеширского кота. Отдадимся на волю ветра. Давай… подожди, а что мы вообще собираемся делать?
– Ты пригласил меня на прогулку, – напомнила ему Мария.
– Верно! Встретимся в рулевой рубке.
Когда Мария пришла в рубку, Хиро выглядел помятым и слегка неустойчивым. Вокруг них медленно вращалась Вселенная, и Хиро, судя по всему, не хотелось на это смотреть.
– Кстати, почему я? – спросила она, подходя и надевая на комбинезон легкую куртку.
– Я решил, что ты единственная не станешь надо мной смеяться, – сказал он. – И не посадишь меня в карцер.
– Зачем бы мне это? Ты боишься, что ты убийца, и хочешь рассказать об этом только мне?
Она стояла у самой границы его досягаемости и чувствовала себя глупо.
– Нет, я не имею к этому никакого отношения. Хочу показать тебе, что я нашел. Но это нелепо, и я понимаю, что они не примут это всерьез. А ты можешь.
– Ладно, и что же это? И сильно ли будет злиться на нас Вольфганг, когда узнает, что мы делаем то, что делаем?