Шесть секунд темноты

Затем раздались два выстрела, не знаю, откудова. Я почувствовал боль в руке – как огнем жгло! Я знал: пуля попала в меня. Но я знал и то, что никто в меня не стрелял. Мне стало дурно, и я почувствовал, что свалюсь. Ну, думаю, сейчас упаду, а как все пойдут включать свет, так сразу увидят меня. Так что я поднапрягся и включил свет обратно, а затем прилег. Следующее, что я помню, это что Роллинс доставил меня в больницу. Вот и все.

– Нет, это еще не все.

– Хотите, верьте, хотите – нет, но это все.

– Хартиган, прислушайтесь к здравому смыслу. Вы так же хорошо, как и я, знаете: мы взяли вас с поличным, и улик хватит на то, чтобы повесить вас. Давайте начистоту, может, мы и сможем обвинить вас только в ограблении, без упоминания убийства. Кто ваши подельники?

В глазах грабителя промелькнуло странное выражение.

– Вы же не штатный шпик, так ведь, босс?

– Нет. А в чем дело?

– В том, что будь вы им, то знали бы, что Ред Хартиган корешей не заложит!

Кэролл задумался. На этом месте ход расследования упирался в тупик воровской чести. Этот человек мог лгать и воровать, но упорно отказывался нарушить неизменный принцип своего ремесла: не сдавать подельников. Кэролл коротко кивнул:

– Это все. Можете возвращаться в камеру.

Хартиган шагнул вперед.

– Я хочу, чтобы вы поверили мне, шеф. Это дело чести, клянусь! И…

– Я сомневаюсь в словах, исходящих даже от людей намного лучших, чем вы, Хартиган, – Кэролл открыл дверь. – О’Брайан!

– Да, сэр, – сержант появился перед ним, словно по взмаху волшебной палочки.

– Отведите этого человека обратно в камеру и присматривайте, чтобы с ним никто не говорил. Конечно, кроме шефа Роллинса.

– А что насчет репортеров, сэр?

– Ни слова никому из них. Историю для прессы мы подготовим позже. А когда утром окончится ваша смена, передайте Райаллу, это ведь он – дневной сержант?

– Да, сэр, это он.

– Расскажите ему все, что вы знаете о деле. И передайте ему те же указания, что я дал вам. Это все.

В дверях Хартиган обернулся.

– Не привык я к вашим сыщицким причудам, – выпалил он. – Штатный шпик знал бы, когда я говорю правду! Я сказал то, что был должен, и будь вы прокляты!

За сержантом и задержанным закрылась дверь. Первый вопрос Кэроллу задал Денсон:

– Вы верите в его рассказ?

– Так же, как и во все, о чем я слышал до сих пор. Довольно опасно верить каждому слову такого типа. Притворяться они умеют, а ничего больше не зная об этом деле, он чувствует, как вокруг шеи сжимается петля. И он просто должен изобрести толковую историю.

– И не забывайте, в его кармане найден револьвер с одной выпущенной пулей, – напомнил Холл.

Денсон покачал головой.

– Для меня это не по зубам. Лучше я пойду домой. Но в случае развития событий помните: вы обещали мне позвонить.

Они проводили его и вернулись в комнату отдыха – там стояли две собранные раскладушки. Оставив О’Брайану инструкцию в случае чего вызвать их, они ушли спать.

Холл проснулся первым. С минуту он рассматривал непривычное окружение, а затем постепенно вспомнил весь калейдоскоп событий прошлой ночи. В холодном утреннем свете события, последовавшие за убийством Гамильтона, казались ночным кошмаром, от которого нужно просто проснуться.

Он лежал на раскладушке и смотрел в темный потолок комнаты отдыха. Он услышал, как кто-то дернул за ручку, и как голос полисмена предупредил потенциального вторженца, что тот будет повешен, как Аман, если ненароком потревожит комиссара полиции.

Он мог слышать отзвуки разговоров в холле, тяжелый топот множества ног на лестнице, лающий голос сержанта, обращавшегося к новоприбывшему дневному патрульному, резкие команды и, наконец, открывшуюся дверь на улицу, и торжественное отбытие стражей городского порядка. Вся их работа – это трагедии вроде той, что произошла ночью. Возможно, последнюю полицейский департамент принял ближе к сердцу, так как она была более сенсационной. Но убийства и ограбления привычны для полицейских, и они не должны терять из-за них голову.

Холл перевернулся на другой бок, и его взгляд остановился на фигуре Дэвида Кэролла. Сначала он моргнул, не веря своим глазам. Было странно видеть на соседней койке мальчишеское лицо одного из лучших детективов страны; человека с мягкими манерами и умеренными привычками; справедливого – с кодексом чести, столь же непоколебимым, как Гибралтарская скала; человека, способного противостоять наихудшему риску; человека, хранившего рассудок, когда другие теряли голову; человека, всегда взвешивавшего и разделявшего факты и обстоятельства.

Во сне Кэролл мягко улыбался. Его лицо походило на лицо мечтателя, жесткие линии которого были аскетичны, а мягкие – поэтичны. Этот человек вчера был суров, властен и отдавал распоряжения. И в то же время он был терпелив, тактичен и спокоен.

Внезапно Кэролл проснулся. Протер глаза костяшками пальцев, сел в постели и весело улыбнулся Холлу. В его поведении ничто не показывало ни тени недоумения при пробуждении.

– Как ты это делаешь? – спросил Холл.

– Что?

– Вспоминаешь все это, так, сразу?

– Это моя профессия, – просто ответил Кэролл.